Чай из утренней росы. Часть 6
Когда я вылез на площадку, тут же достал ключ из кармана, вытянул далеко вперёд руку и примерился к замку, однако, в замочную скважину не попал. Но второй раз оказался удачным – я открыл дверь, и сразу до меня долетела с кухни громада басистого хохота, а следом за ним журчанье тонкого и нежного смеха.
Мои дальнейшие поступки определились моментально: я прикинулся больным и сильно закашлял, хрипя "простуженным горлом", хлюпая "мокрым носом", сгибаясь пополам и хватаясь за голову – получилось вполне натурально.
– Костик, Боже мой, что с тобой? – спросила испуганная Ольга, выходя из кухни и держа в руке надкусанное яблоко. – Заболел?
– Ага... заболел... – и для пущей правды я выдал такую тираду кашля, что даже чихнул естественным образом.
– Милый! – пожалела она и кинулась ко мне с распростертыми руками, – Дай поцелую!
– Не – е – ет!!! – заорал я и шарахнулся в сторону от предательского поцелуя Иуды. – Не подходи – и – и!!!
На мой крик выскочил отец, и вместе с Ольгой очумело уставился на меня.
Сквозь пьяный туман я каким – то трезвым остатком сознанья вдруг понял, что надо бы скрыть свою неприязнь и не гнать бурю ревности в таком хмельном состоянии:
– Не подходи, – тихо сказал я, исправив положение. – Никаких поцелуев, у меня высокая температура. Ты заразишься, Оленька, и все твои репетиции и поездки пойдут насмарку. Ты этого хочешь?
Ольга замахала руками, в её глазах появился ужас, и она пропищала:
– Что ты! Что ты! Не дай Бог, тогда – конец!
– Вот и я об этом. Ты лучше немедленно возьми марлю, сделай повязку и спрячь свои губки вместе с носиком, – а потом я всё – таки не выдержал, затряс на неё кулаками и снова заорал. – И берегись меня!!! – по поводу "берегись" я, по – моему, определённо переборщил, но она не поняла.
– У него явная температура, – сказал отец.
– И водкой пахнет... – Ольга принюхалась и стала издали внимательно разглядывать меня. – Костик, да ты же: ты же пьян...
– Да! Выпил пару стаканов водки с перцем, меня хорошо продрало, и сейчас надо спать! – и я по стенке словно каракатица начал осторожно пробираться к двери, обходя стороной отца и Ольгу, я выглядел при этом смешно и нелепо.
Отец хмыкнул и всплеснул руками:
– Кто же тебя так споил, сын мой?!
– А вот ты напрасно хмычешь! – и я многозначительно ткнул пальцем в его сторону – Напрасно! Ты тоже можешь заразисся, а потом заразись её!
"Страшный кашель и насморк" стали меня опять душить и корёжить, а дрожащие руки хватались за грудь и за голову.
– Его срочно надо в постель! – всполошилась Ольга.
– Срочно!!! – орал я. – Но только не с тобой!!! Я лягу в кресо подальше от тебя!!! Разложить мне кресо!!!
Они заспешили в комнату, разложили кресло, достали простыню, подушку, толстое ватное одеяло, и при этом отец никак не мог уняться, смеясь и хмыкая:
– Ну, надо же, ёлки – палки, пошёл проветрить гениальные мозги, а сам нажрался как последний дворник да ещё простудился. И где только успел?!
– Я не жрался как поседний дворник!!! Я лечился наррродным методом!!!
– Господи, ему надо выпить горячего молока и сильных таблеток! Чего тянуть – то?! – предложила Ольга.
– Да какой там "молока и таблеток"! У него водка с перцем кишит и бродит, сразу всё насмарку вывернет!
– Пока мы будем разбираться, Юрий Семёныч, я действительно заражусь!
– Так иди отсюда подальше, вон – в мою комнату или на кухню! Я быстро уложу его и приду!
– Осссавьте меня в покое и не дышите моими бациллами!!! Я сам уложуссс!!!
Ольга, наконец, стремительно исчезла за дверью.
Я скинул ботинки, сорвал с себя куртку, кофту, джинсы, рухнул на своё "больничное ложе", накрылся с головой одеялом и замер.
Отец быстро поднял вещи с пола и вышел из комнаты.
В тяжёлом мучительном сне, удивительно похожем на явь, мне опять привиделось, что со страшной скоростью падаю в глубокую, тёмную пропасть и могу неминуемо разбиться, но конца полёта и смертельного столкновения с землёй я никак не мог ощутить – всё падал и падал, а в ушах звенели вопросы:
– Как?
– За что?
– Когда?
– Почему?
– А может разбиться?
– Почему так долго лечу?
– Давай, быстрей!
– Нету быстрей! – раздался над ухом голос дворника. – Твоя ещё дого летай будет, потому как третий бутылка ты не выпил!
– Как не выпил?! Только что выпил!
– Тогда срочно пей четвёртый бутылка! – приказал голос дворника. – А вот тебе закусь: ржавый гвоздик и крысиный хвостик!
Холодный пот прошиб меня с головы до ног, заставил вскочить как сумасшедшего и сесть, тяжело дыша. Казалось, во сне я опьянел ещё больше и по началу никак не мог понять, где нахожусь, протёр ладонью лицо, закрыл один глаз, сощурил другой и осмотрелся.
Стрелки настенных часов в моей комнате уже предвещали ночь – 23:45.
Горел торшер.
Ольги не было.
Её отсутствие толкнуло меня на откровенный шпионаж. Превозмогая круженье в голове, я встал, накинул на себя одеяло, удержал равновесие и осторожно шагнул в коридор.
Ничего кроме шума воды, хлеставшей в ванной комнате, до меня не долетало, и я тихо двинулся туда, держась за стенку, но дверь оказалась незакрытой, и никаких сексуальных возгласов оттуда не доносилось, я вошёл и увидел пустую ванную. Но вдруг эти страстные вопли, которые ожидал я слышать здесь, раздались именно из отцовской комнаты.
Я скользнул к его закрытой двери и прилип к ней ухом: два голоса, мужской и женский, сливались в единый поток безудержного наслаждения. Не медля ни минуты, я двинул плечом по двери и влетел к отцу.
Он валялся на диване в своём неизменном халате и смотрел телевизор, где шла любовная сцена из какого – то фильма: волосатый и страшный монстр лежал на юной обнажённой красавице, целовал её в губы, плечи, грудь и давил – давил своей грубой массой, она охотно принимала плоды его бешеной страсти, извиваясь под ним.
Услышав стук распахнувшейся двери, отец резко повернулся ко мне:
– А – а, сын мой? – он взял пульт и убавил звук. – Как здоровье? Ты перестал бушевать?
Я огляделся, хотя и так было видно, что отец в одиночестве.
– Горло болит, – соврал я и специально покашлял, – глотать больно, грудь заложена, голова замучила.
– Да – а – а, – протянул он и снова упёрся в телевизор, где любовная сцена уже кончалась, – эка тебя прихватило, сын мой! А как водочка? Протрезвел немного?
– Немного. А где Ольга?
Отец удивлённо воскликнул:
– Ого – о! С каких пор свою О л е н ь к у ты стал называть О л ь г о й? Отчего такая немилость?
– Болею, – мои вопросы и ответы были сухими и жёсткими.
– Лечись, сын мой. Нездоровы бывают только дураки и развратники.
– Не ко мне, не по адресу, – и я поймал себя на мысли, что ужасно ненавижу его комнату, его картины, эскизы, головы из пластилина, телевизор, диван, его вальяжную фигуру, полосатые носки на ногах.
– Ладно – ладно, – успокоил отец, – я не к тебе, я вообще сказал, что за здоровьем надо следить. А твоя Ольга час назад уехала к маме и верно сделала, а то правда заразится и заболеет, а ей через день уезжать.
– Куда?
– Как "куда"? Ты чего, не знаешь? А – а – а, ну да, конечно... тебе сегодня вечером трудно было объяснить, она не стала: – отец выключил телевизор, сел на диван и взъерошил густую длинную шевелюру. – Едет в Астрахань на спортивные сборы к матушке Волге. Ты утром позвони, она просила.
Отец поднялся, размял плечи, вращая длинными руками, и добавил:
– Да, к стати. Я тоже отбываю, только в Питер к матушке Неве. Открытие грандиозной выставки скандального Миши Саенко, приглашён как самый почётный.
– Когда?
– Завтра двину после обеда на своём "мустанге". Там, конечно, задержусь немного – махнём потом на природу, пикничок, шашлычок, сам понимаешь.
– А Ольга надолго?
– На дней пять или четыре, не помню, позвони утром, она скажет. Вот так, сын мой, выздоравливай, трезвей и будь хозяином, тебе не впервой. Ты у нас к столу прирос потому как писатель, а мы – птички разлётные. Ладно! Пойду, искупнусь и спать!
Отец зевнул и зашагал в ванную комнату, стал с удовольствием там плескаться и фыркать.
Я хотел как можно быстрей покинуть его "вонючую" берлогу, развернулся к выходу и случайно наступил на открытый тюбик красной краски, валявшийся на полу. Жирная струя пульнула в дверцу шкафа и повисла густым подтёком, до страшной реальности похожим на сгусток крови...
– Московское время девять часов сорок минут, – объявил по радио безразличный голос диктора. – В эфире программа "Облака", программа о заключённых, для заключённых и о том, как не попасть в тюрьму.
Я раздражённо выключил радио, вернулся к рукомойнику, где лежало мокрое полотенце, слегка отжал его, обвязал голову, подошёл к окну, за которым давно начался новый день, распахнул форточку и сел за кухонный стол.
Передо мной лежал раскрытый журнал – справочник "Жёлтые страницы", стояла большая чашка заваренного чая и домашний телефон.
Я шумно отхлебнул несколько глотков, уверенно взял трубку и набрал номер.
– Здравствуйте! – сказал немолодой женский голос. – Комитет по спорту города Москвы!
– Здравствуйте, – ответил я и соврал, опять соврал, но так нужно было для дела. – Газета "Спортивная Москва".
– Очень приятно! Слушаю!
– У нас в работе большая статья о сборной Москвы по художественной гимнастике, и мы бы хотели уточнить город, куда на днях уезжают девушки. Новгород или Астрахань?
– Минуту! – голос исчез и довольно быстро появился снова. – Алло!
– Да – да.
– Знаете, вы ошиблись! Девушки сборной по художественной гимнастике пока никуда не едут! Они в Москве!
– Что вы говорите?. . А когда?. .
– Где – то в середине января едут в Сочи на генеральные сборы!
– Сучка! – непроизвольно вырвалось у меня, и на том конце сразу запикали тревожные гудки.
Я повесил трубку, не повесил, а шмякнул, отвалился на спинку стула и повторил:
– Ах, сучка! – горькая правда глядела мне в лицо, и стало невероятно тошно.
Резко заголосил телефон.
Я не стал брать трубку, а нажал кнопку громкой связи.
– Да...
– Костик, привет! – звонко раздался Ольгин голос на всю кухню. – Чего не звонишь?! Тебе папа не сказал?! А ну – ка, дай его, я щас ему:
– Сказал – сказал... и в магазин вышел:
– А чего не звонишь?!
– Хотел... только что...
– Костик, я у мамы!
– Знаю...
– Костик, так лучше будет! Не дай Бог – заболею, а мне завтра вечером уезжать!
– Знаю...
– Ничего ты не знаешь! Нам самим сообщили про эту Астрахань в самый притык, обалдеть можно!
– Знаю...
– Ты лечишься?!
– Знаю...
– Чего "знаю"?! Чем лечишься?!
– Знаю чем...
– Ты там спишь, что ли?!
– Да...
– У тебя температура?!
– Да, у меня сейчас температура, и я сплю с ней...
– Ну и чудной же ты, Костик! С тобой нельзя поговорить, ты никак не выспишься после этой водки! Я хотела объяснить, чем тебе питаться без меня, а ты... ладно, выспись и позвони! Люблю – целую! – и дала отбой.
Я выключил громкую связь, снова поднял трубку, вытащил лист бумаги, лежавший между страницами журнала, стал быстро набирать номер, и после второй попытки отозвался мужской голос:
– Аллё!
– Здравствуйте. Это союз художников Петербурга?
– Да, САНКТ – Петербурга! – акцентировал он.
– Спасибо, буду знать... – ответил я грубовато, но по – другому ответить не смог. – Скажите: пожалуйста: где и когда пройдёт выставка Михаила Саенко?
– Одну секунду! Саенко – Саенко... – в трубке зашуршали бумаги, и мужской голос сказал. – "Белый зал Бажанова", улица Марата, дом 72, метро "Лиговская"! Презентация для приглашённых гостей и аккредитованной прессы через два дня – двадцать первого ноября в тринадцать часов! Для общего посещения выставка открыта с двадцать второго ноября по двадцать второе декабря, с десяти утра до десяти вечера!
– Благодарю! – радостно крикнул я и даже вскочил с табурета. – Ах ты, сучка! Ах ты, сучок!
В эту секунду мне казалось, что я разоблачил их обоих, поймал на откровенной лжи. Я хлебнул пару глотков чая и устремился в комнату, держась за голову.
Там на диване красовался разложенный рисунок на листе ватмана, закреплённый по углам подушками, и мои глаза с невыносимой болью ещё раз поглядели на обнажённые прелести моей девочки, которые стали доступны – УВЫ! – не только мне. Я рванул лист ватмана, свернул его и закинул под диван, а потом помчался в ванную комнату и открыл сильную струю душа...
Моя тёмно – вишнёвая "Honda" подлетела к ступенькам старого особняка с большими светлыми окнами.
Я вылез из машины и торопливо направился ко входу, по обе стороны которого пестрели на стене названия книжных, журнальных и газетных издательств, открыл дверь и вошёл.
Охранник, стоявший около тумбы, приподнял руку, требуя пропуск, я вынул "корочку", показал на ходу и заспешил по лестнице.
Кабинет с яркой табличкой ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР Е. А. ПЧЕЛИНЦЕВ был приоткрыт, я стукнул пару раз и шагнул туда.
Увидав меня, редактор проявил неподдельный восторг, приподнялся из – за стола и протянул руку:
– Привет – привет! Проходи, Константин Юрич, садись! – он был приятный мужчина, с приятным тембром голоса, в очках с тёмной роговой оправой и чуть старше средних лет. – Ну, как там "Чай"... из китайской росы?. .
– Потихоньку зреет, – ответил я, но думал совсем о другом.
– К нашему сроку созреет?
– Созреет, Евгений Саныч.
– Мне нравится твой оптимизм, Константин Юрич, нравится ещё с первых ранних рассказов. Давай – давай, так держать. Я верю в твои способности, если хочешь – в талант.
– Зазнаюсь. Не боитесь?
– Нет, не боюсь.
– Спасибо, Евгений Саныч.
– Ты представляешь, меня художники из редакции просто одолели, продохнуть не дают, им так нравится твоя тема и китайский колорит, что прямо рвутся работать и ждут тебя. "Когда?" да "когда?", замучили, буквально очередь стоит. Я тяну резину, потому что был разговор о твоём отце, сам понимаешь. Как он, возьмётся?
– Он – то может и возьмётся, но... я пока не знаю... не решил с ним... немного подумаю, Евгений Саныч:
– Конечно, подумай – время терпит.
– Я, кстати, по этому поводу и приехал, – моему вранью опять не было предела. – Хочу в Питер смотаться, там открытие выставки одного интересного художника, очень рекомендовали, очень, Евгений Саныч. Хочу взглянуть относительно своего романа.
– А кто такой?
– Михаил Саенко.
– Саенко? – он подумал, но не вспомнил. – Нет, не встречал, а с книгами работал?
– Да опыт есть. И вообще неординарная фигура.
– Почему бы и нет, смотайся, взгляни, присмотрись, потом расскажешь. Я только "за". От меня что надо?
– Аккредитацию от редакции.
– Без проблем. Когда?
– Срочно!
– Во как!
– Да, всё по часам и даже минутам, Евгений Саныч!
– Молодец, правильно работаешь! – он взял трубку телефона и набрал номер. – Зоя, к тебе сейчас подойдёт наш автор Константин Юрич Ларионов! Да – да! Ему срочно нужна аккредитация в Петербург, он всё расскажет! Оформишь, и я подпишу! Давай, милая, оставь все дела и – срочно – срочно!. .
Моя очередь у кассы вокзала подошла довольно быстро, и я по – солдатски отчеканил:
– Петербург! Вечер! Сегодня! Один!
Кассир пробежала глазами по страницам компьютера и чётко ответила:
– Плацкарт! Отправление – 23: 30! Прибытие – 07: 40!
– Только плацкарт?!
– Да!
Я секунду подумал, хотел уже взять, но всё же спросил:
– А что завтра?! Пораньше и побыстрей!
– Сверхскоростной САПСАН! Отправление – 07: 30! Прибытие – 11: 30! В пути четыре часа! Места – сидячие, мягкие!
– Беру! – согласился я и вынул деньги...
Сверхскоростной САПСАН мчался с дикой скоростью. Все близкие к окну предметы сливались в единый мелькавший трубоскоп: где там деревья, где там столбы, где там светофоры – углядеть было невозможно, даже дальние дома и постройки пролетали мимо в одно короткое мгновенье.
Я утопал в удобном мягком кресле у самого окна. Моим соседом был пожилой мужчина – седой, благообразный, хорошо и чисто одетый. Он листал газету с броским названием "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО".
– Ураганная скорость, правда?! – с восхищением сказал он, повернувшись ко мне.
– Смерч, – задумчиво ответил я.
– А всё – таки не то и не другое, скорее – торнадо!
– Слишком жестоко.
– А ваш смерч – не жестоко?!
– Да, конечно, но торнадо безжалостней.
– А мы с вами едем, молодой человек, именно на таком безжалостном звере!
– Серьёзно? – спросил я всё так же задумчиво и пространно.
– Абсолютно! По секретной инструкции САПСАНА машинист не имеет права тормозить, увидав кого – нибудь впереди: сонных тупых коров, глупых людей, застрявшие машины! Вот так!
– И что, сносит?
– Убивает! Скорость настолько велика, что если сделает тормоз при таком сумасшедшем полёте, вагоны сразу вздыбятся и – с рельсов долой, а везёт огромное количество людей! Разве можно сравнить жизни четырёх коров, двух нерадивых людей или застрявшую машину с тысячами жизней в этих вагонах?!
– Не знаю, нехорошо как – то, сигналить надо.
– А как же – сигналит, обязательно сигналит за множество метров, но если результат нулевой – убивает!
– Как – то бесчеловечно и трагично.
– Цель, молодой человек, оправдывает средства!
– И что это за цель, если на пути к ней надо убить милых животных, несчастных людей, споткнувшихся на шпалах, или разорвать застрявшую между рельсами машину?
– Цель – доставить нас вовремя живыми и невредимыми за те немалые деньги, которые мы заплатили! По статистике в таких скоростных поездах едут исключительно деловые люди, у которых неотложные встречи, решение важнейших вопросов, и порой целый час опоздания: какой там час, полчаса могут испортить все отношения с партнёрами, поверьте! И неужели тормозить во имя спасения рогатой Милки или пьяного Борьки, чтобы искорёжить наши вагоны, наше драгоценное время или хуже того – наши жизни?! Всё это мешает развитию и движению цивилизации, если хотите!
Его философия, не лишенная смысла, задела меня, и я невольно стал перекладывать её на свою гнусную историю, на свою цель путешествия, которая должна оправдывать любые средства.
– Вот вы – молодой человек поехали сегодня на сверхскоростном САПСАНЕ, значит, спешите куда – то?!
– На презентацию выставки.
– Для вас это важно?!
– Архиважно.
– Вот! Архиважно! Теперь представьте: машинист спасает бурёнку и забуревшего пьяного мужичка, а наш поезд – под откос, в поле, и мы с вами проваляемся в этом поле до тех пор, пока уже пройдут двадцать ваших презентаций, и вы ничего не увидите, и никого не встретите! Такой вариант пойдёт?!
– Нет, такой вариант не пойдёт! – я даже занервничал. – Мне некогда валяться! Мне срочно надо в Питер!
– Тогда ответьте: убить машинисту корову и того пешехода?!
– Получается, что убить! Определённо убить и мчаться, мчаться, мчаться в Питер! – и вдруг взволнованно спросил, совершенно не стыдясь, что выгляжу с этим вопросом должно быть очень глупо. – Скажите, вы случайно не знаете, у Московского вокзала, куда мы сейчас приедем, есть прокат фотоаппаратов, а?!. .
Санкт – Петербург меня встретил холодной, промозглой погодой, когда я сошёл на открытый перрон Московского вокзала.
Перейдя площадь Восстания, я зашагал прямо в сторону гостиницы "Октябрьская", которая стояла на пересечении Невского и Лиговского проспектов...
– Скажите, пожалуйста, а есть в городе прокат фотоаппаратов? – спросил я девушку, оформлявшую меня в гостиницу. – В Москве об этом совсем не думал, а тут понадобился.
– У нас в гостинице есть, – ответила она и положила на стойку рецепшена мой паспорт, карточку гостя и ключ с номером комнаты, – пойдёте по этому коридору и направо, за прокатом автомашин и турагентством сразу будет прокат фото – видеотехники.
– Спасибо, девушка! – я даже удивился такому быстрому решению вопроса. – Вы себе представить не можете, как неожиданно иногда нужен фотоаппарат! До того нужен!. .
Я вошёл в свой гостиничный номер с фотокамерой на шее, дорожной сумкой на плече, перекошенной бейсболкой на голове и был, наверное, похож на героя – папарацци – немного утомлённого, голодного, но довольного тем, что всё готово к предстоящему сложному дню.
Кинув сумку на тумбочку и положив на стол фотокамеру с тонкой потрёпанной брошюрой "Инструкция по применению", я тут же упал на застеленную покрывалом кровать и закрыл глаза...
Автор: Усков Сергей Иванович