Рассказ танкиста. Часть 1
Призвали меня в начале 42 – го, когда я уже женатым был. И дошел я благополучно до конца войны только потому, что воевал на тяжелых танках. В начале был КВ – Клим Ворошилов, а потом пересел на ИС, значит, Иосиф Сталин. Понятно, труднее всего было пехоте, да и Т – 34 горели как коробки спичек. Они все время в бою, все время под огнем. А наше дело было не сопровождать пехоту, а взламывать оборону врага и штурмовать города. Как только мы появляемся у переднего края, так у немцев переполох – жди нашего наступления.
Да, экипаж машины боевой, да еще Маруся. Кто такая? Да ты сдавай карты и меня и не перебивай. Маруся это наш тяжелый танк. До середины войны КВ, а потом ИС и оба Маруся. На нем мы до Балатона дошли, там то она и погибла. Красавица машина, сколько раз ей в лоб снарядом попадало – и ничего! Только глохнешь и внутри танка окалиной пахнет. А экипаж был такой. Я, значит, командир танка по прозвищу Старшой. Сакибжан – башенный стрелок. Совсем молодой парнишка из сибирских татар, бабу еще ни разу не попробовал. Водитель танка Кувалда. Это не фамилия, прозвище такое дали за непомерную силу, а как звали его, уже забыл. Еще молчаливый мордвин радист Гриша.
А танк назвали Марусей потому, что на войне солдат сильно по женскому телу тоскует. В любом бою можешь погибнуть и не попробовать больше женского тепла. Дело не только в том, чтобы какой то бабе ляжки раздвинуть. Нет, все шторки – скатерки, уют домашний – это тоже женское тепло, которого мужику создавать не дано. Ну и само тело, конечно. Кувалда к каждой встречной бабе напрашивался.
– Даст или не даст, а попросить я обязан!
Я сильно по жене скучал, любил очень. И вот уже в сорок четвертом на отдыхе после прорыва размечтался о ней. У жены моей, ныне покойной Марии Петровны, на попе была приметная такая родинка. И вот я не могу вспомнить, где она – справа или слева. Чего ржете? Оказалось, что я и лицо жены уже не помню. Да тут и свое имя забыть не мудрено. Юнкерсы за нами охотятся. Фердинанду под прямой выстрел попадешься и – прощай Родина! А можно и на фугас наехать. Короче, живет солдат сегодняшним днем, а что будет завтра, то Жуков и Сталин знают. Вам, шестидесятилетним соплякам этого не понять.
Короче, скучает солдат по женщине до невозможности! Всякие ВПЖ – военно – полевые жены – это не для нас. Их штабные крысы, да большие генералы держали. А солдат выкручивается по обстановке. Всякое бывало и на нашей земле, и когда в те Европы вступили.
За Смоленском мы в одну деревню въехали. Потеряли дорогу, да еще стемнело. В деревеньке несколько домов осталось, вот и решили встать до утра и всем в разных избах ночевать, чтобы тесноты не было, чтобы хозяйки нам белье постирали, иначе и завшиветь недолго. В других домах я не был, а в том, где остановился фигуристая хозяйка лет тридцати, и груди и зад крепкие. Двое детей при ней на печи. Нищета и голодные все до невозможности. Ну, вытащили мы свои запасы и поделили по числу членов экипажа, по числу мест ночевки, значит. А запасы были солидные. Это пехотинец на плечах много не унесет, а в танк можно что угодно натолкать, да еще сверху за башней привязать. Шляпа тот командир танка, у которого нет в машине запаса продовольствия на десять дней. А у нас и больше было, да еще немецкие шинели, штаны и мундиры и ситца целый рулон. Не спрашивайте, где мы ситец достали. Даже теперь не скажу. Разделили все и растащили по домам. Детишки на еду накинулись, а женщина не ест.
– Это все пусть детям останется.
Я ей:
– Какая польза будет им от той тушенки, если ты сама с голоду помрешь. Давай ешь, иначе свяжу и насильно в рот толкать буду.
Поели они, а у меня кусок в горло так и не полез. И ребята потом говорили, что в той деревне они есть не смогли.
Заснули дети, и прилегла хозяйка ко мне на лавку. Обнимает, целует, а сама плачет:
– Пусть и моего муженька на фронте какая – нибудь женщина приголубит.
Верно, крепко любила своего. Утром все бабы нас к танку провожали, а вдовушка, Сакибжанова хозяйка, повесилась ему на шею, целует, нас не стесняясь.
– Береги себя, приезжай, ждать буду!
Значит, разговелся в первый раз женским телом наш татарин. После той деревни мы чувствовали себя так, будто дома в краткосрочном отпуске побывали. Спрашиваешь, не заделал ли ей ребенка? Может и заделал, так ведь свой, русский будет, а не немчуренок. Это половиной греха считалось, а бабу с немчуренком могли зимой из дома на мороз выгнать. И неважно, какой национальности был тот фашист – настоящий немец, итальянец или распоследний румын. Тут другая разница: насиловал бабу немец или она сама у него в постели ляжки раскинула. Если изнасиловали, то ей женщины всегда помогут вытравить немчуренка. Как узнавали? Да в оккупации все про всех знали. Думаешь, СМЕРШ сам на освобожденной территории предателей находил? Нет, шли к ним все и сообщали о предателях, что на немцев работали.
Ты, какой картой кроешь? Думаешь, я совсем ослеп? Вот сбили меня с темы:
Желаете знать, когда я немку первый раз попробовал? Было это на Курской дуге, после сражения под Прохоровкой. Страшные бои были. Грудь на грудь сошлись танковые армии. Много там наших ребят погибло, но нам повезло. И даже еще одну звездочку на стволе Маруси нарисовали. А каждая звездочка это уничтоженный танк, или самоходка, или противотанковое орудие. Когда Маруся на Балатоне погибла, на ее стволе семь звездочек было. Это тебе не баран чихнул!
После Прохоровки пошли бои местного значения. Немцы отступают, где фронт, где тыл никто не разберет. Двигалась наша машина на соединение со своим полком и выкатил на нас с дуру немецкий Т – III. Машина против нас совершенно не серьезная. Сакибжан по ней стрельнул и снес правый ленивец и все катки. Как говорится "Гитлер капут"! Выскочил из танка экипаж, а бежать некуда – мы просто рядом, пушка в душу смотрит, пулемет тупым рылом поводит, да и у нас автоматы есть. Подняли руки, лопочут по – своему. А Кувалда хорошо знал по – немецки, но скрывал это – не хотел, чтобы его из танкистов в переводчики взяли.
Переводит нам Кувалда, что немецкий экипаж сдается на условиях Конвенции о соблюдении прав военнопленных. И спрашивают, когда они могут отправить письма домой, чтобы там не волновались. Ребята потом говорили, что я стал даже не белым, а каким – то синим. Так обозлился. Мы уже хорошо знали, как с нашими гитлеровцы поступают. Осмотрели их танк, а у него на стволе два белых кольца нарисовано. Значит, по их милости на том свете два экипажа рапортуют о своем прибытии.
– Становитесь к своему танку, здесь вас и расстреляем.
Перевел Кувалда, и тут один танкист в ноги нам повалился и лопочет, что она девушка и просит ее пощадить. Пригляделись. Все танкисты в комбинезонах, но у этого задница явно женская, одежда в обтяжку сидит. У ребят сразу в штанах колом встало. Смотрят на меня.
– Старшой, какое будет решение?
А оно проще пареной репы:
– Мужиков расстрелять, бабу раздеть.
Ну, расстрелять это было просто, а баба за свои одежки держится, визжать настроилась. Говорю Кувалде:
– Помоги барышне раздеться.
Сила у него немереная. Взялся двумя руками за ворот комбинезона и разорвал его до самой задницы. Потом всю одежду не снимал, а прямо разрывал. Последними на ней трусы порвал. Стоит она голая, пытается руками прикрываться. А нам видно, что лобок у нее подбрит, не треугольник волосатый, а только узкая дорожка от щелки вверх идет. Лобок гладкий, а, значит, подбривается часто. Я такое безобразие в первый раз тогда увидел. С комфортом воюет бабенка. Это же надо укромное место, чтобы трусы снять и обязательно горячую воду для бритья, поскольку на манде кожа нежная. Не знаю, кем ей доводился командир ихнего танка, мужем или любовником, но без его участия такого комфорта она иметь не могла. Я даже пожалел, что поторопились его расстрелять. Нужно было повременить, пусть посмотрит, что с его бабой делать будем.
Вообще у женщин на войне было масса проблем. Солдат и снегом подотрется вместо туалетной бумаги, а женщине каждый месяц материя на прокладки требуется. Или вот, как нужду при мужиках справить. Мне потом друг рассказывал, остановился состав теплушек в открытой степи. Солдаты по нужде выскочили, а медсестричке как быть? Чуть не плачет девчонка, а присесть на глазах у мужиков стесняется. Тогда один пожилой уже солдат, из последних возрастов призыва, встал лицом к составу, широко развел полы шинели.
– Зайди за меня, дочка.
Ну, так о той немке. Спрашиваю экипаж:
– В какую позицию барышню будем ставить?
Ребята ей руки проволокой к танку прикрутили, стоит она в наклон, спину горизонтально держит. Пустили мы первым Сакибжана.
– Ты молодой, действуй, а то после нас от нее одна шкурка останется. И можешь не торопиться, мы, как – нибудь потерпим.
Подошел Сакибжан, гладит ее белые ягодицы, что – то по – татарски говорит. Потом стал груди ей щупать. Немка попробовала задом вилять, вроде уворачивается от его рук... Спустил парнишка свой комбинезон, вставил ей куда следует, качать начал. После него Кувалда немкой занялся. Все танкисты низкорослые, а он крупноват, даже в танке ему тесно было. Потому, для него немкина щелка низковато находится. Взял ее за ляжки и приподнял. Барышня встала на цыпочки, так и стояла сама, пока Кувалда ей пользовался. Последним я ее трахал.
Автор: Иван Бондарь