Как я стал сучкой. Часть 5
– Конечно, понравилось. Я помню, как ты текла. Так и давилась от жадности, заглатывая мой хуй. Так и подмахивала, когда я долбил тебя в сраку. Именно так и должна себя вести настоящая сучка. Как животное. Которому нужен только хозяйский хуй. Впрочем, – помолчав немного, продолжал он, за животными тоже надо ухаживать. Ты же хочешь, чтобы хозяин тебя помыл, покормил, дал поссать и посрать?
На этот раз совершенно искренне я кивнул. – Конечно, хочешь. Ладно – вела ты себя хорошо, так что заслужила. – Он подошёл и начал отвязывать меня от кровати. – Но только рук я тебе неразвяжу, ты уж как хочешь. Ты, конечно, и с развязанными никуда от меня не денешься, но такбудешь больше похожа на истинную сучку. – Отвязав меня, он снял с меня кляп, и на миг я испытал чувство настолько огромной, всеобъемлющей благодарности, что на моих глазах едва не выступили слёзы. Но в ту же секунду я опомнился. За что мне благодарить этого урода? За то, что дал почувствовать себя нормальным человеком? Так я и есть нормальный человек.
Словно услышав мои мысли, он не стал развязывать мне ноги. Вместо этого он принёс из кухни тарелку с холодными макаронами и поставил её на пол. После чего уселся обратно в кресло и стал смотреть, как я, лёжа на полу лицом в тарелке, поедаю их со связанными за спиной руками. Когда я съел всё, он отвёл меня в ванную. Там он наконец расцепил мне руки и ноги, и под струёй холодного душа, которую он направлял на меня сам, я кое – как умылся и даже напился. Удивительно, но после мытья он даже дал мне вытереться – видимо, не хотел ходить по мокрому сам. Наконец он отвёл меня обратно в спальню. Я по – прежнему оставался в изодранных чулках на поясе и ошейнике – то ли они тоже возбуждали его, то ли ему просто было всё равно. Усевшись в кресло, он приказал мне стать перед ним на четвереньки.
– Ну что, милая? – сказал он. – Хороший у тебя хозяин?
– Да, хозяин, – сказал я. Было невероятным блаженством снова наконец свободно двигать собственнымиконечностями.
– Хорошо он ухаживает за тобой?
– Да, хозяин.
– Хочешь отблагодарить своего хозяина?
– Да, хозяин.
Через минуту я, по – прежнему стоя на четвереньках, снова заглатывал его член. И, как и прежде, незаметно для себя я снова возбудился от этого. Меня действительно заводило, что в моём рту – мужской член, и что я сосу и облизываю его, как последняя шлюха. Лишь какие – то крохи собственного достоинства удерживали меня от того, чтобы не начать ласкать самого себя. Внезапно, когда я уже был уверен, что он кончит, он выдернул член у меня изо рта и приказал стать раком, оперевшись руками на кровать. Я повиновался. Плюнув на ладонь и втерев слюну в анус, он вошёл в меня и принялся трахать. И я с ужасом обнаружил, что уже не получаю от этого боли. Видимо, мой зад уже привык ко всем этим упражнениям и растянулся как следует. Наоборот – с каждым его толчком внутри меня вспыхивало какое – то новое, неизведанное доселе чувство. Оно вспыхивало всё ярче и ярче, и я всё больше и больше понимал, что это чувство мне нравится – и только когда он кончил, я осознал, что на самом деле подмахиваю ему и постанываю, словно женщина. Но мне было уже всё равно. Сейчас я хотел только одного – кончить. Все неутолённые возбуждения минувших суток, казалось, сложились сейчас в одно и застилали мой разум вязкой пеленой похоти.
Конечно же, он всё это видел. Вытерев член мне о спину, он сел в кресло и с довольной усмешкой стал наблюдать, как я, по – прежнему стоя раком – разрешения принять другую позу мне не давали – переминаюсь с ноги на ногу, и как подо мной подрагивает напряжённый от возбуждения член.
– Повернись ко мне лицом, сучка, – сказал он.
Я повиновался.
– Сядь на кровать.
Я подчинился.
– Тебе нравится, когда я ебу тебя во все дыры?
– Да, хозяин. – Я не знал, чего больше былов моём ответе – страха нового тумака или чудовищной, невозможной правды.
– Скажи это.
– Мне нравится, когда вы ебёте меня во все дыры, хозяин.
– Ты возбуждаешься от этого, так ведь, сучка?
– Да, хозяин.
– Скажи это.
– Я возбуждаюсь от того, что вы меня ебёте, хозяин.
– Хорошая сучка. Настоящая. Наверное, ты хочешь сейчас кончить, да, сучка?
– Да, хозяин.
– Скажи это.
– Я хочу кончить, хозяин.
– Попроси у меня разрешения.
– Разрешите мне кончить, хозяин.
– Неубедительно.
– Прошу вас, хозяин, разрешите мне кончить.
– Неубедительно. Кажется, плохо ты хочешь кончить.
Я замер. Это унижение было сильнее всего. Сильнее изнасилования, сильнее хлыста и стека, сильнее даже еды без помощи рук. Но я знал, что у меня нет выбора. Я не повиновался ему – я повиновался уже сам себе.
– Я очень возбудилась от того, что вы ебали меня, хозяин, – сказал я. – Я ваша похотливая сучка, которая возбуждается от того, что вы ебёте её во все дыры. Пожалуйста, хозяин, разрешите кончить вашей сучке.
– Вот это уже другое дело, – спокойно сказал он. – Можешь кончить, сучка. Сюда, вот в эту тарелку, из которой ела. И потом вылижешь всё, что туда накончала. Вперёд.
И на его глазах я кончил – для этого потребовалось всего несколько лихорадочных движений. Спермы было столько, что донышко тарелки полностью скрылось под вязкой белёсой массой. И я вылизал всё до последней капли. К тому моменту, конечно же, никакого возбуждения уже не осталось – только брезгливость, боль в исполосованном теле и невыносимый, удушающий стыд.
Через час он снова ушёл. А я снова лежал на кровати, прикованный теми же цепями к темже четырём углам, с тем же кляпом во рту. Перед этим он заставил позвонить меня на работу и сказаться больным на пару недель. Пока я говорил, он держал в кулаке мою мошонку с приставленным к ней ножом. Повесив трубку, я чётко осознавал, что живым из этой передряги уже не выберусь, и что я только что не воспользовался последней своей возможностью позвать на помощь. Но моя собственная трусость держала менянадёжней, чем десять хулиганов, и надёжней, чем цепи, которыми я былсейчас скован. Видимо, в глубине подсознания я был таким же, каким по стечению обстоятельств был сейчас снаружи – голым, в женской одежде, едва не испытавшим женский оргазм, связанным по рукам и ногам собственным страхом и дремучими сексуальными желаниями. Видимо, я и был вглубине души той самой похотливой сучкой, смыслом жизни которой была лишь бесконечная ебля в свои отверстия.
Дни были похожи один на другой, и каждый день был непохож на другие. Днём я лежал распятый на кровати, а вечером я был сучкой хозяина, для которой каждый день изобретались всё новые и новые способы "воспитания". Меня пороли стеком, хлыстом, плетью, специальной шлёпалкой на рукоятке, ремнём, верёвкой, куском электрического кабеля. Меня подвешивали к потолку за руки и вверх ногами, лицом вниз и лицом кверху. Меня заставляли пить мочу хозяина и свою собственную, заставляли вылизывать хозяйский анус и хозяйские ноги. Меня связывали и ставили в такие позы, что мне причинял невыносимую боль даже свой собственный вес. И, конечно же, насиловали. Или, вернее сказать, трахали? Потому что каждый вечер, каждый унизительно сладостный раз повторялось одно и то же:
– Разрешите мне кончить, хозяин.
– Неубедительно.
– Прошу вас, хозяин, пожалуйста, я так хочу кончить, разрешите мне.
– Неубедительно.
– Я ваша жалкая, похотливая сучка, хозяин. Я не могу думать ни о чём другом, кроме вашего хуя. Я могу думать только о том, как вы ебёте меня своим хуем во все мои ненасытные дыры. Я возбуждаюсь от этого так, что схожу с ума. Пожалуйста, умоляю вас, хозяин, разрешите вашей ненасытной сучке кончить и проглотить потом всю свою сперму до последней капли.
Конечно же, мне разрешали. Может, это и было конечной целью всех моих унижений. Но моё положение действительно возбуждало меня настолько, что к концу каждого вечера я хотел лишь одного – кончить, кончить, кончить. Меня не спасали даже женские оргазмы, которые я иногда получал в то время, пока меня насиловали в зад. Но самым мучительным было не это. Самым мучительным было то, что после того, как я кончал, я тут же осознавал всё своё невообразимое ничтожество, и меня накрывала всё усиливавшаяся с каждым днём волна отвращения к самому себе. Я не мог жить без того, чтобы не умолять каждый раз о разрешении кончить. Но я не мог жить и тогда, когда мне разрешали.
В спальне появилось обитое кожей сооружение, похожее на спортивного коня, к которому меня было так удобно привязыватьи приковывать, на котором меня было так удобно пороть и насиловать. Он давно уже распоряжался всеми моими сбережениями, а когда их перестало хватать – уносил из дома вещи и продавал их. Сооружение было заказано поинтернету, и он собственноручно принял его из рук курьера, расписавшисьмоей подписью. На полу валялись груды верёвок, цепей и плёток, зажимов и стеков, женских чулок и ночных рубашек. И только фаллоимитаторов там небыло. Мои дыры принадлежали только хозяину, и только хозяин мог пользоваться ими на своё усмотрение.
По вечерам он часто пил. Когда в холодильнике кончилось пиво, он стал покупать виски и водку.
Однажды он насиловал меня так долго, что из моего ануса пошла кровь, но так и не смог кончить. В бешенстве он выпорол меня так, что на спине и ягодицах в нескольких местах лопнула кожа – в ту ночь от боли я плакал как девочка, и так и не смог сомкнуть глаз. Наутро, правда, он обработалраны йодом и заклеил их пластырем. Всё – таки я был его игрушкой – по крайней мере, пока – и он не намеревался портить её слишком уж сильно.
Я так и не знал, кто он, как его зовут и чем он занимается. Когда ему звонили на мобильник, он либо сбрасывал звонок – если был занят моим "воспитанием", – либо уходил разговаривать во двор. Когда же звонили мне, то у моей мошонки вновь оказывался нож, а я изобретал всё новые и новые оправдания своему нежеланию куда – либо идти и кого – либо у себя принимать. Мой мир сузился до размеров спальни, и иногда – ванной комнаты. Моя собственность ограничилась кожаными браслетами на руках, ошейником и чулками – которые за все эти дни так и не покинули моих ног ипокрывались всё новыми дырами и стрелками. Неприкосновенными остались лишь мои мысли – и об этом я жалел больше всего.
В тот вечер он пришёл уже пьяным – настолько, что даже не стал пытаться меня насиловать. Не знаю, где он был и что ему говорили, но таким злым и взбешенным я не видел его ещё ни разу. Отвязав меня от кровати, он доведённым до автоматизма движением сцепил мне стяжками руки и ноги, после чего бросил на пол и начал просто – напросто бить. Бил изо всех сил, куда придётся, поминутно матерясь и угрожая кому – то. Свернувшись в клубок и проглатывая крики боли, я думал только о том, чтобы он не попалмне в голову и не повредил никаких внутренних органов.
Наконец он вымотался. Пошатываясь, он дотащил меня до спинки кровати и привязал кней прямо поверх рук, не заботясь тем, чтобы пропустить верёвку подмышками для надёжности. Да и всё равно я не смог бы вырваться – связал он меня так туго, что перехваченные в бицепсах руки тут же начали неметь. Расстегнув штаны и помочившись мне прямо на лицо, он вяло выругался ещё раз, кое – как стащил с себя одежду и повалился на кровать.
Через несколько минут в комнате уже раздавался его пьяный, тяжёлый храп.
Автор: Океан