Время синих одуванчиков. Часть 1
К великому сожалению для публики в воцарившейся тишине так ничего и не произошло. Перевозбудившемуся от увиденного губернатору для устранения последствий биологического водопада разрядок необходима была пауза и он остановил эротическое, так им любимое шоу на самом интересном месте для набора сил при созерцании финала с очередным фонтаном оргазмов от самоудовлетворения. К тому же он опасался, что ему придется взять больничный из – за ожога ладони правой руки. Зная его слабость, можно не сомневаться, что чиновники его департамента наверняка догадаются о причине ожога. Это не от переворачивания массивных шампуров чугунного мангала в известной на острове шашлычной "Баранбойс", где по регламенту местного общепита полное самообслуживание, от вылавливания осетра из аквариума и забоя быка на кухне, до самостоятельной зажарки добытого мяса или рыбы.
Извивание и стоны прекрасной в своей наготе Анири под свист впивающихся в ягодицы березовых розог и стоическая сдержанность в открытом проявлении результатов с болевыми эмоциями от страданий при ударах кнутом экзекуторши в красно, старающейся, чтобы кончики хлыста обвивающие исполосованные ягодицы Мидава доставали и до гениталий, принося нестерпимую боль наказуемому в конечном итоге могли довести и его самого до амбулаторного лечения ожога ладони третей степени, а возможно и госпитализации с нервным истощением организма, сильнейшим стрессом и ожогом ладони. На острове была масса нерешенных проблем, и он не мог позволить себе длительный уход от руководства по болезни.
Его чинушам это дало бы еще и повод, сославшись на его слабое здоровье, начать компанию перевыборов губернатора острова. Нет уж... Лучше взять паузу. Да и эти двое пусть передохнут, думал губернатор. Ожидание основной для них части экзекуции и подогретое за время тайм аута эмоциональное настроение публики в зале по остроте переживаний закинет его наконец на "седьмое небо", да и рука отдохнет. В этом предвкушении грядущего он приказал одеть на Мидава и Анири наручники и обнаженными вывести через зал в машину для этапирования в ближайший полицейский обезьянник. Какие были глаза у дам и джентльменов, когда их вели голыми через узкий проход...
Это было смешение жалости и наслаждения, предвкушения и удовлетворения, восторга и сожаления. Сожаления о том, что недосмотрели сейчас, буквально сию минуту. Когда вот так и при всех... И то что было до, и то что будет после и то, что заставляет содрогаться тела наказуемых от боли и стыда, а созерцающих от проявления садистских наклонностей на генном уровне всех островитян испорченных еще в пубертальном периоде своего полового развития. Бедную Анири кто – то из мужчин успел похлопать по попе пока она красная от смущения, низко наклонив голову, шла между рядами. Мидав заметил это, но повернув голову, тут же ощутил удар конвоирующего его полицейского ниже спины резиновой дубинкой. – "Еще один поворот головы и я всажу тебе ее в анал", – прошипел он мне в ухо. "Мы это сделаем в любом случае" – сказал ему другой. У нас будет время. "На глазах Анири" – ответил первый, так чтобы она услышала.
Холодная сталь скамьи "воронка" обожгла. Мы наконец опять были совсем рядом и незаметно поцеловались. Конвой остался за решетчатой дверью и мы, прижавшись друг к другу молча ехали в неизвестность. – Странно как, сказала ты. Меня вдруг пронзила мысль, даже не мысль – уверенность! Все сейчас я должен что – то делать. Такое унижение больше терпеть нельзя. Даже если все закончится по сценарию и здоровье в конечном итоге не пострадает, изнасилование дубинкой на глазах Анири я не переживу. Поинтересовавшись через дверь у полицейских дадут ли нам одежду на эти несколько часов, ответа я не услышал. Со страшным скрипом полностью изношенных тормозных колодок фургон остановился.
Яркое солнце на минуту ослепило. Сквозь сосны растворимый свет мягко согревал после холода машины. С нас сняли наручники. Я на миг представил себя в Серебряном бору на нудистском пляже. Та же нега, тот же рассеянный свет, проникающий через плотные ветви сосновых деревьев. Не было только реки и обнаженными были только мы. Полицейских я не видел. Серые мундиры растворились на фоне бело – мутного строения участка. Мелькнула только черная кобура пистолета, как будто бы самостоятельно проскальзывавшая на уровне пояса.
Я даже не успел еще подумать, как врожденный инстинкт охотника молниеносно дал команду – Действуй. Сейчас, через много лет я так и не вспомнил момент выхватывания оружия из кобуры полицейского, снятие пистолета с предохранителя, передергивания, нажатия на спусковой крючок... Все, что я помню, это сноп разбрызгивающегося кровавого ливера хранителя островного порядка по бело – мутной стене участка и через секунду содержимого головы второго хранителя, чем он только что попользовался соображая как засунет мне в зад свою дубину. – Я тебя не обрызгал? тихим голосом с легкой хрипотцой спросил я. – Нет, дорогой. Спасибо. Ты сделал все очень аккуратно, да и если бы и обрызгал – это же не сперма, которой ты умудрялся забрызгать всю верхнюю одежду, аккуратно сложенную на стуле на расстоянии двух метров от стола в офисе, где я периодически возлежала получая наслаждение от работы под твоим руководством.
Твоя хрипотца очень эротична, я хочу тебя. Не сейчас, дорогая. Настроение почему – то еще не пришло. Разговорившись, мы вдруг заметили открытую водительскую дверь и левый черный ботинок на подножке машины. – Спряталась сука вольнонаемная, подумал я. Еще раньше я обратил внимание, что водитель в гражданской одежде. А вдруг он вооружен? Я еще ничего не решил, как твоя врожденная черта "человеколюбия" фактически спасла нас. – Стреляй!!! Крикнула ты. – Пригнись!!! Прохрипел я. Наклон твоей головы опередил вылет пули из ствола на долю секунды. Ботинок подпрыгнул, из под дверки выскочил короткоствольный травматик типа нашей "осы". Вот почему он не стрелял.
С травматиком надо наверняка, в упор. Упора я ему не дал. Через пять секунд он сам уперся головой в баранку и затих. Хотя по правде я его и не слышал. Никогда. А теперь его уже никто не услышит. В дверке автомобиля зияло огромное отверстие. Вот почему так стремительно разлетались внутренности сотрудников полиции. Калибр пистолета почти как у гаубицы. Из окна полицейского участка осторожно высунулась маленькое личико. Я даже не понял мужчина это или женщина. Хилая ручка сжимала белый платок. Не стреляйте я уборщица. – Возьми ее в заложницы!!!, заорала ты совсем не эротично. Но было уже поздно. Только неведомая сила в последнее мгновение уже во время выстрела в эту маленькую мордашку отвернуло ствол на один сантиметр. Этого сантиметра ей хватило, чтобы остаться жить, а нам с тобой продолжить диалог о ее дальнейшей судьбе. – Я сдаюсь а сотрудники вышли, чтобы не мешать мне убираться в участке, а вы симпатичные и раздетые, а я вам помогу... Этот монолог похоже должен был быть бесконечным.
Эй казалось, что если она перестанет говорить я ее пристрелю. Интересно, на какое расстояние от своих кабинетов уходят полицейские на время уборки. Вокруг не было никого. – Пулемет дашь?, прервал я мордашку. – Нет, ребята, пулемета я вам не дам, не прерывая речетотив проговорила уборщица. – У нас его нету. Ключи от ружпарка у дежурного. Он на посту у двери. – Все, заткнись. Вот уроды, подумал я. Слышит выстрелы и стоит у двери на своем посту. Приказ. – Зови сюда, сказал я. Без приказа старшего разводящего не выйдет – пропищала мордашка. Я вошел на первый этаж. Истукан стоял в пол оборота от входной двери по стойке смирно. Даже убивать такого противно, да и не к чему.
Я подошел к двери и на всякий случай посмотрел ему в лицо. Глаза были выпучены и часто моргали. Не манекен. Внизу тихо журчало и тонкая струйка жидкости зигзагообразно пробивалась по свежевымытому полу и скрывалась в щели у самой двери ружпарка. Точно не манекен. От него противно пахло пивными дрожжами, да и мочеиспускание было явно затянутым. "Боевая лошадь" продолжала мочиться даже после того как мы облачились в новенькую полицейскую форму. Женского наряда не нашлось и мордашка помогла подобрать по размеру. Форма тебе шла.
Она была очень похожа на таможенную форму республики Риомуни, где я часто охотился на диких бизонов с вертолета. Я даже предложил тебе устроиться по возвращению в таможню, где у меня большим начальником был лучший друг, но ты отказалась менять любимую работу ради формы, тем более, что большим начальником и там у меня был тот же лучший друг. Магнетизм Тимоново перевернул все с ног на голову и парадоксы стали реалиями и мы не стали ждать, вооружившись автоматами возвращения полицейских в участок, и так и не поняв какого пола было уборщица вернулись на пристань где нас в свое время негостеприимно встретил погибший позже матрос. Хватит крови, сказала ты. Хочу секса.
Только секс. Ничего кроме секса. Хочу все забыть. Хочу все забыть, забывшись в сексе. – Забившись в сексе, добавил я и... Фантазия похоже кончается, ирония уходит, мы возвращаемся. Возвращаемся, чтобы наконец расстаться. Навсегда. Время прямых спиралей не может длиться бесконечно. Только в сексе мы находили с тобой то, что неподвластно времени, что заставляет забыть все, о чем без него забыть невозможно. Оргазм – вот высшее проявление одновременно полета и падения, разница между которыми только в самой посадке. Мы еще летим... Какой будет посадка, никто из нас пока не знает.
Автор: В. Сенежский