Степаныч. Часть 2
Я не запомнила тогда или не расслышала током сколько, до сих пор жалею.
Мне стало так весело, что я безудержно расхохоталась, Вениамин густо покраснел, а Анна самостоятельно налила себе в рюмку и, зажмурившись, выпила.
– Ну, спорим, – снова растерялся Вениамин, – а на что?
– Да хоть на бутылку хорошего коньячелло!
За окном стремительно пролетела какая – то маленькая станция с неимоверно толстой смотрительницей в платке, стоящей у полотна.
– А мерять, как будем, у нас же нет линейки? – это Веня.
– У меня есть спички. В коробке ровно пять сантиметров, – это уже Степаныч.
– А как он у вас встанет?
Старик на миг задумался.
– А вот она мне поможет, – кивнул он на меня, – Оксанка, бой – девка, оголишься перед дедушкой? Дедушка не страшный.
Я кивнула. Меня охватил азарт:
– Только, чур, ненадолго, – погрозила я пальчиком.
– Покажи мне пизду, и все. Только разденься совсем.
Кочегар кинул на стол спички. Деловито запер дверь. Стоя к ней лицом, начал раздеваться. Остался лишь в носках и тапках и повернулся к нам. Его обрезанный член, густо увитый вязью желто – зеленых вен, свисал чуть не до колена, ядреная залупа была как – то словно вывернута, как рыбья голова с распертыми жабрами.
Старик развалился на полке, опершись на стенку спиной, широко раздвинул ноги, потеснив Веню.
Не сводя глаз с его приапа, я быстренько выскочила из одежд, сложила очки и села напротив него, тоже широко разведя ноги, мы почти соприкасались коленями.
– Ну, давай, порази девчонку – хулиганку!
Дед вперил в меня какой – то очень серьезный взгляд. Его член ожил, приподнялся, потом в него пошли толчки, и за три толчка он встал полностью, загнувшись где – то над пупком. Степаныч в блаженстве прикрыл глазки. Но к члену не прикоснулся. Присутствие двух породистых, ухоженных самок с полифоническими голосами возбуждало старого самца, сладкой радостью переполняло его сердце, щекотало раздувшиеся ноздри. Казалось он не вытерпет и тихонько заржет и – го – го!
В купе было душно и жарко, пахло коньяком, голыми телами и я тоже начала возбуждаться. Соски налились и окаменели почти до боли. Во влагалище пошла смазка, я невольно прикрыла ее рукой.
– Не смей! – очнулся Степаныч, – иди, я тебя поцелую.
Не помня себя, я слилась с ним в страстном поцелуе. Он запустил свой скользкий горячий язык мне глубоко в рот и жадно ласкал им мой, властно лапая при этом мои ягодицы. Целовались мы долго и бесстыдно. Мои возбужденные соски терлись о жесткие волосы на его груди. От этого по всему моему телу распространялся какой – то невыносимый, но приятный зуд. Мурашки бегали даже по ступням и макушке. Нестерпимо хотелось чесать, чесать себя всю, расчесть до крови. Наконец он оттолкнул меня от себя. Я отлетела на свою полку.
– Ну, давай, меряй, – выпятил старик свое хозяйство.
Трясущимися руками Вениамин взял спички.
– Да не ты, жена твоя.
– Нет, нет, я не буду, – очнулась Анна, она прямо таки испугалась.
– Будешь, кошелечек – то мой у проводницы! Аль забыла?
Все еще сохраняя остатки гордости, девушка приняла мерило, села рядом с дедом и, стараясь прикасаться к члену как можно меньше, стала прикладывать коробок. Один, второй, третий... наконец последний.
– Да, "столько – то"! – назвала раскрасневшаяся Анна то самое число, которое я теперь забыла.
– Ну что, Венька, беги за коньяком в вагон – ресторан, пока мы тут с твоей женой поворкуем.
– Знаете что?! – взвилась Анна, – мало того, что я меряю хрен этому деду, так он еще тут ворковать собрался, сволочь. Да пошел ты в жопу, свинья похабная! И плевать мне на кошелек и на все на свете. Беги, заявляй! Я сама на тебя, куда хочешь, заявлю. Собрали тут целый вагон извращенцев. А ты куда смотришь, ничтожество?! – ополчилась она против мужа и, развернувшись, от души залепила ему звонкую пощечину. Потом вдруг расплакалась, ревя, неумело отперла защелку и выбежала из купе.
Дед, видимо, понял, что передавил. Виновато кхекнул и стал одеваться. Я тоже вспомнила, что я голая.
Лишь минут через двадцать в купе вернулась Анна, как ни странно с виду совершенно спокойная с сухими, но злыми глазами. Вениамин был настолько подавлен случившимся, что даже не бегал искать супругу.
Спустя еще минут семь пришел и Степаныч, его поштармливало. Видимо, был в ресторане. Он демонстративно выложил на стол кошелек. Поставил бутылку коньяка.
– Вы это, ребята, простите старика. Я ведь там, на Крайнем, отвык от путного общества, одичал. Забудем старое.
Монотонно, но почему – то так приятно и многообещающе стучали колеса на стыках. В окне висело закатное солнце, скупо освещающее безлюдные снежные равнины и холмистые леса, где рыскали злые и страшно голодные волки...
Не смотря на усталость и выпитый коньяк, я никак не могла уснуть. Внизу посапывал хвативший лиха Венька, на полке – напротив него – ворочалась Анна. Степаныч храпел над нею на своей "лежанке".
В купе все еще было жарко. Мне почему – то страшно хотелось раздеться догола, но я боялась, что сон сморит меня, а кто – то из попутчиков проснется и увидит мой "блуд". А потом подумала, да гори оно все огнем, если хочется, почему бы и нет?
Тихонько, но решительно сняла с себя абсолютно все.
А Анна все ворочалась и ворочалась. Я поняла, что она тоже не спит. И тут она вдруг встала, осмотрелась, убедившись что все дрыхнут, как суслики (я тоже делала вид), тихонько потормошила мужа. Пьяный Венька лишь сильнее засопел и повернулся на другой бок. Тогда она втихаря стала толкать Степаныча:
– Эй, проснитесь.
– А? Кто тут? – сразу же очнулся он.
– Это я, Анна. У вас нет таблетки от головы? Голова раскалывается.
– Нету у меня ничего. Коньяка вон хлебни, похмелись.
– Тогда сходите к проводнице, вы, кажется, ее знаете.
– Сама иди.
– Ну, пожалуйста. Вы ж мужчина, в конце – концов. И потом, ведь это из – за вас я маюсь.
– Я что тебе в глотку заливал? Сама хлебала, как кобыла.
– Ну, спасибо. А я, дура, думала, вы поможете.
– Ладно, – смягчился кочегар и нехотя начал спускаться с полки, – могла бы, между прочим, уступить свое место старичку, корячусь на верхотуре, – недовольно ворчал он. Потом натянул штаны и вышел.
Анна горячо дышала прямо мне в голое колено. Будучи уверенной, что я сплю, она тихонько коснулась моего бедра и лобка и одернула руку. Она поняла, что я коротаю ночь голая. Сама Анна была в футболке и спортивных просторных штанах. Подумав немного, она сняла их, аккуратно свернула. Девушка осталась в трусиках, которые не до конца скрыла расправившаяся футболка. Ее крутые белые бедра были просто великолепны. Конспиративно прищурившись, я видела все.
Купе подсвечивалось плафоном над Аниной полкой.
Старик вернулся, протянул Анне пилюлю и стакан с водой:
– О, да ты горишь вся. У тебя что, температура?
Он пощупал ее лоб, облапал бедро:
– Жарища тут, как в кочегарке, – он выпрыгнул из штанов. Его трусы распирал член, загибающийся по бедру куда – то под резинку.
– Спасибо, мне сразу полегчало, – шептала Анна, отпив из стакана.
– Да? Это у тебя, значит, авитаминоз был.
– Почему?
– А ты простую витаминку сьела.
Я едва не разоржалась, но сдержала себя.
– Послушайте, а вы всегда такой хам, или это у вас лишь по четвергам? – разозлилсь девушка.
– Да не нервничай, Аннушка, ну разыграл тебя старик, похохмили немного. Ну, дай я тебя за это обниму.
Он приобнял ее за талию.
Она отвела его руки присела на полку. Он развалился рядом, его головка торчала над резинкой. Все было прекрасно видно.
– Фу ты, совсем духота одолела, испарился весь, я и трусняк сброшу.
Он стянул трусы.
– Воды бы хлебнуть, жажда замучила.
– Попейте из моей бутылки. Девушка передала ему пластик. Забулькала влага.
Искоса Анна кинула на него взгляд:
– А это вы обрезанный да? Как мусульманин?
– Ага, – с удовольствием крякнул он и вытер губы.
– Больно было?
– Не. Когда дизинфицировали, спиртягой чистым, пощипало немного и все.
– А у вас сколько детей?
– Да ты думаешь, я знаю.
– А самому младшему сколько лет?
Член вобрал в себя мощный толчок и приподнял головку сильнее.
– Младший у меня еще в залупе сидит. Давай, погладь его.
– Я не могу. Да и муж рядом, вдруг проснется.
– Не проснется, я его вусмерть упоил. А проснется, порадуется за нас.
– Все равно не могу.
– Ну не можешь, так и не надо.
– А если поглажу, вы от меня отвяжетесь?
– Да конешно, я и не привязываюсь.
Анна робко коснулась члена.
– Гав! – заржал блудодей. Девка испуганно отдернула длань.
– Да не бойся ты, он не кусается.
– Какой он у вас толстый и горячий и мягковатый еще, что, не встает на меня?
– На тебя и у мертвого встанет.
– А чего ж он?
– А тебе прям надо, чтоб он встал?
– Ага.
– Тогда скинь трусы, задери футболку, раскорячься и подмахни ему пиздой, все увидишь.
По трусикам Анны расплылось темное пятно.
Словно сомнамбула девушка встала, спустила трусики и раскорячилась над членом, руками как бы разводя свои бедра. Она уже не принадлежала себе.
Почуяв возбужденное влагалище, член встал в три толчка. Кривая головка уперлась в живот высоко над пупком.
Автор: Оксана Литовченко