Чёрные Розы
... Что первое я отчётливо помню? Палаты жрицы. Как я не напрягаюсь, всё до того распадается на отдельные фрагменты. Тот момент, когда она забрала меня к себе, остаётся более-менее отчётливым, но всё, что было раньше, тонет в тумане.
Я медленно шла через зал к каменному помосту, чтобы занять своё место в кругу, и насладиться дурманом чёрных роз.
Сколько раз это происходило? Не знаю. Мне казалось, так было всегда: туман в голове, запах дыма сгоревших чёрных цветов, сплетающиеся в любви тела. Мыслей и памяти почти не было. Я едва помню, как меня под руки взяли двое служителей, выхватив из цепочки других женщин. Я не сразу поняла, что это за мной. Я чувствовала смутную обиду. «Меня могли бы взять в любое время, или же им подошла бы любая другая. Сейчас же моя очередь вдыхать сладкий дым. «Следующий фрагмент моей памяти, это уже галерея по кругу зала. Сквозь привычный туман в голове я смутно осознавала, что происходит что-то необычное, но не могла сформулировать, что именно.
Жрица с верхних уровней казалась чужой здесь. Что ей понадобилось? Сперва я даже не поняла, кто это. Она была одета, и потому я в первый момент приняла её за мужчину. Я не могла вспомнить, чтобы хоть раз видела одетых женщин, и это казалось мне неестественным. Служители по-прежнему держали меня за руки. Кажется, они что-то говорили, но мне не удалось разобрать слов. Звуки вязли в воздухе — или у меня в ушах. Вот они отпустили меня, и один защёлкнул на мне ошейник. Жрица едва удостоила их взглядами. Она смотрела только на меня. Осев на пол, я обернулась. Там, внизу, другие женщины собирались на помосте, и садились в круг. Я хотела идти к ним, но жрица властно повела меня за собой по каменной лестнице. В верхнюю галерею, под самым потолком.
Там она приказала привязать меня за ногу, сняла ошейник, и я легла на пол. Все мои немногие мысли вертелись вокруг чёрных роз и оставшихся внизу остальных женщин. Я могла видеть их не поворачивая головы. Мужчина высыпал в огонь чёрные цветы. «Ну почему меня нет с ними?!» — Горестно думала я. Я была очень обижена на жрицу. Она не шевелилась. Стоя и опёршись на перила, она смотрела туда же, в направлении моего взгляда. Я впивалась глазами в женщин внизу. Они медленно раскачивались, вдыхая дым. Я немного чувствовала его и здесь.
Затем жрица наклонилась надо мной. Медленно и бесстрастно она начала развязывать тесёмки своего бирюзового платья, приоткрывая тело. Взяв мою руку, она положила её себе на грудь. Я сжала грудь женщины и стала ее ласкать, чувствуя, как под моими пальчиками затвердевает сосок. Тонкие пальцы жрицы оказались у меня на затылке, она притянула меня к себе. Мои губы сомкнулись вокруг соска. Я не знала, сколько времени я сосала её. Вожделение постепенно утихало, жажда дурмана немного отступила, и мне было достаточно просто сосать женщине грудь и позволять ей гладить меня по голове.
Может быть, я так и заснула у неё на руках. Следующее, что я могла вспомнить, это как меня забирали оттуда. На мне снова был ошейник. Чёрных роз я так и не получила. Вместо этого жрица увела меня с собой наверх. Когда меня вели к тем дверям, через которые на моей рваной памяти, приходили и уходили только служители, и те мужчины, которые пользовались мной там, внизу, я впала в панику. Я боялась не того, что могло ждать меня там, а только лишиться чёрных роз.
Я шла следом за жрицей, и чувствовала, как туман в голове словно бы рассеивался. Я осознавала окружающее куда лучше, чем когда-либо раньше на моей памяти. Она вела меня на золотой цепи. Прочь из того зала, единственного знакомого мне места. Каменная лестница казалась бесконечной. Я устала от постоянной ходьбы вверх и вверх. На площадках во все стороны расходились коридоры. Я не представляла себе, что может там находиться. Я испугано жалась к жрице, и не могла вспомнить, видела ли я кода-либо хоть что-то кроме того зала и нескольких комнат! Здесь я терялась. Яркий свет, незнакомые места.
Пока мы шли мне казалось, что эти лестницы и коридоры никогда не кончаться. В моём затуманенном сознании мелькали мысли, что я всегда брела по ним, а чёрные розы мне мерещились. Я даже не пыталась понимать, где мы находимся, и какое расстояние прошли. Я помню, как перед нами распахнулась дверь палат жрицы. Это место, не столь жаркое, как нижние уровни, не было похоже на то, где я жила раньше. Задрапированные чёрной тканью белые стены, яркий свет, лившийся из небольших висевших под потолком шаров, обилие незнакомых предметов. И отсутствие запаха чёрных роз. «Ну когда же я снова смогу погрузиться в их сладкое забвение»? — Вот что тогда занимало все мои мысли. Я едва пыталась осознать своё окружение, и незнакомые вещи в её жилище не складывались в общую картину.
От долгого хождения по лестницам и лишения чёрных роз я так устала, что больше всего мне теперь хотелось спать. Не смотря на непривычную ясность мыслей я терялась в усталости и желании дурмана и почти не видела, как жрица передала меня служанке, ждавшей её у входа. Я просто легла прямо там же, на полу, непривычно застеленном чем-то мягким, и провалилась в сон, не услышав разговор жрицы со служанкой о том, что со мной делать, и зачем я ей понадобилась.
В своих палатах жрица посадила меня на цепь у двери. Следующие несколько дней по-прежнему рассыпались на отдельные фрагменты. Наверное, из-за того, что мне не давали чёрных роз, я спала большую часть времени. Жрица же в основном отсутствовала, оставляя меня наедине со служанкой. Возвращалась она только вечерами, когда тускнели светящиеся шары, и давала мне сосать её грудь. В остальное время здесь была только её служанка. Они никогда не разговаривали со мной, но служанка хотя бы не одевалась. Жрица же носила одежду постоянно. Мне было странно и непривычно видеть женщину одетой. Там, внизу, я видела одетыми только мужчин.
Когда я не спала, мне было нечего делать, кроме как осматривать коридор и палаты жрицы — на сколько хватало длинны цепи. Дверь она не запирала, так что я могла выглядывать наружу. Снаружи палат находился широкий коридор, белый пол которого плавно переходил в стены. Свисавшие с них разноцветные кристаллические украшательства явно что-то значили, но я не могла посмотреть на них вблизи: у меня туда цепь не дотягивалась. Изнутри палаты жрицы поставили меня в тупик. В моих обрывках воспоминаний мелькала жара, в основном каменный пол, только иногда мягкий и белый, как здесь, тоже цепи, время от времени приходившие потрахать меня мужчины и женщины. И чёрные розы, разумеется (в этом месте я аж взвыла от желания снова вдохнуть их сладкий дым).
Здесь всё было по-другому. Вход в палаты представлял собой широкие двустворчатые двери, соединявшие коридор с маленькой треугольной прихожей. Другая её стена была занята дверью в собственно палаты, а в третью вставлено тяжёлое железное кольцо шире моего туловища, к которому и крепилась моя цепь. Внутри начинался короткий коридор, выходивший в жилые комнаты. Там под потолком тоже висели белые светящиеся шары. Лестница в его конце вела наверх, на второй этаж, но у меня туда цепь не дотягивалась. Справа от коридора находилась комната служанки, а слева — ещё одно помещение непонятного мне назначения. Куда вели две другие двери я не знала. Их держали запертыми. Во всех виденных мною комнатах обнаружились непонятные вещи. Кое-что упорно казалось мне смутно знакомым, но я так ничего и не смогла вспомнить. Другие же не вызывали такого чувства.
В дальней достижимой для меня комнате я обнаружила шкафы с книгами. Я проглядела несколько пока никто не видел, и ничего не поняла. Это было одной из первых странностей, о которых я задумалась по-настоящему. Мне казалось, что я должна уметь читать, но знаки на страницах упорно не складывались в слова.
В целом я существовала достаточно ровно и спокойно. Хуже всего мне пришлось когда к жрице пришли гости, и она выкатила обед для них. Для меня это стало настоящей пыткой. Я знала, что вложенные в наши татуировки заклинания поддерживали в нас жизнь, позволяя обходиться без еды и воды. Мне не надо было ни есть ни пить, но вместе с тем я не могла иметь детей. Но возможности этого колдовства были не беспредельны. Заклинания поддерживали меня живой и здоровой, но не избавляли от чувства голода, без перерывов терзавшего меня с тех самых пор, как жрица забрала меня с нижних уровней. Больше всего (ну не считая тяги к чёрным розам) мне хотелось съесть хоть что-нибудь, но здесь жрица была непреклонна. Никакой еды ни себе, ни служанке, ни мне. Обычно я ещё могла это терпеть, сказывалась привычка, но не тогда.
Восхитительный запах пищи проникал повсюду, и голод навалился на меня с такой силой, как никогда раньше. Сидя на цепи у входа я кричала, просила и умоляла ее сжалиться надо мной, но добилась только того, что меня связали по рукам и ногам и заткнули рот. Мне было жаль и себя, и служанку, которой пришлось прислуживать гостям за столом. Мне приходилось только молча терпеть, а ей надо было разносить еду, которой ей всё равно не видать. Я не верила, что служанка не пыталась ничего украсть, и, судя по тишине, она ухитрилась не попасться. В этот момент я почувствовала острую зависть, и отдала бы всё что угодно, лишь бы только поменяться с ней местами. Но об этом и заикаться было заведомо бессмысленно.
Выползая в коридор и повернув голову, я могла видеть всех собравшихся. Жрица сидела за столом между двумя мужчинами. Оба одновременно наворачивали нечто, похожее на мясо, а перед жрицей была только пустота. «О, как же это мучительно для неё» — Подумала я в тот момент. Злорадно вперившись в неё взглядом и прислушавшись, я была поражена увиденным и услышенным. Жрица всегда держалась отстранённо, как-будто проблемы человеческого существования её не касаются, но сейчас это уже выходило за границы вообразимого. Как она ухитряется мило беседовать, ничем не выдав своё состояние?! Или она не чувствует голода? Но этого не может быть, на ней такие же заклятья, что и на мне! Но факт оставался фактом. Жрица ухитрялась мило беседовать, ничем не выдав своё состояние. Если её и глодал голод, это никак не проявлялось. Ну почему она может так, а я нет?! Ну почему она не даёт нам есть, заставляя питаться магией?!
Я не знала, как долго тянулось такое существование. Время от времени я пыталась думать, но без особого успеха. В голове всегда стоял туман, отчасти рассеявшийся, но всё равно густой и плотный. Больше всего я тосковала по чёрным розам. Раньше мне в голову никогда не лезли мысли, а теперь я временами начинала задумываться о своём положении, и чем дальше, тем больше оно мне не нравилось. Думать с непривычки было трудно, но заняться мне было больше нечем.
День проходил за днём, они все были одинаковыми, только время от времени происходило что-то, выходящее из моего теперь уже привычного ритма жизни. Это был один из таких дней. Вечером жрица как обычно дала мне сосать её грудь. На этот раз она потом погладила меня, и позвала служанку. Они медленно целовались снова и снова, затем жрица развязала остальные тесёмки, и сбросила одежду прямо на пол. Узоры на её спине были похожи на наши со служанкой, разве что яркие линии продолжались дальше, полностью охватывая плечи. На сколько я успела понять, это была та магия, которая позволяла нам обходиться без еды.
Они любили друг дружку прямо здесь же, забыв обо мне. Мне оставалось только смотреть. Закончив, они разомкнули объятия. Жрица снова оделась, завязав все свои тесёмки, и снова став той холодной женщиной, которую я привыкла видеть. Служанка, конечно, нет. Она, как и я, одежду не носила. Однажды она тихо пожаловалась мне на это, пока жрица не слышала. Я не поняла её. Мне и сейчас было странно видеть жрицу одетой. Наверное, служанка просто привыкла к ней. В любом случае, я не испытывала желания одеться. Ни малейшего. А жрица никогда не предлагала мне этого. Да и зачем бы? В тот день я впервые по-настоящему задумалась, зачем я ей понадобилась, и почему она забрала меня с нижних уровней.
В другой раз жрица впервые расстегнула мою цепь, и отвела в дальнюю комнату палат. Я к тому времени чувствовала себя намного лучше, чем когда она только привела меня сюда, и оглядывалась по сторонам. Мы оказались в пустой белой комнате, где был только низкий белый же стол, который служанка застелила красным покрывалом. Жрица указала мне лечь на него, а служанка привязала мои руки и ноги к ножкам. Распятая на столе жрицы, я зажмурила глаза от яркого света с потолка. Потом служанка натянула мне мешок на голову.
Я слышала, как они что-то говорили, но не могла разобрать слов. Меня трогали нежные руки жрицы, затем она куда-то исчезла. Какое-то время я просто лежала, пока руки не вернулись, но другие. Более сильные и грубые. Сперва я подумала на служанку, и хотела спросить, в чём дело, но раньше на меня навалились всем весом. Я окликнула её, но никто не ответил. И тут я почувствовала как в меня входит член. Там, внизу, это происходило часто на сколько я могла вспомнить. Но здесь во мне никого не было уже давно, и я вскрикнула от неожиданности. Сначала мне было больно с отвычки, он ворвался в меня слишком резко и неожиданно, но затем я потекла и боль сменилась удовольствием.
Я окуналась в волны наслаждения. Мужчина трахал меня быстрыми ровными движениями, то прорываясь в самую глубину, то выходя почти полностью. На мгновение мне показалось, что я снова в нижних залах, и вокруг стоит запах чёрных роз. Но всё произошло слишком быстро. Мужчина кончил намного раньше, чем я успела как следует насладиться им. Затем член вышел из меня, и я ещё какое-то время лежала на столе, по-прежнему возбуждённая. Служанка сняла мешок с моей головы, и отвязала меня от стола. Мой внезапный любовник уже ушёл. Я хотела спросить её о произошедшем, но она сразу заткнула мне рот ладонью. К моему немалому удовольствию, следом за этим вторая оказалась у меня между ногами, и закончила то, что начал он.
От её пальцев я кончила, а потом служанка отвела меня обратно, и приковала на моём обычном месте у входа. Она дала мне понюхать что-то остро пахнущее из маленькой прозрачной бутылочки, и поцеловала. Я тоже поцеловала её в ответ, и осталась лежать на своём обычном месте. Там я снова и провалилась в сон.
Сколько я проспала в тот раз я не знала. Но проснувшись, чувствовала себя лучше обычного. На этот раз служанки поблизости не было, рядом со мной сидела сама жрица. Я по привычке потянулась к ней, но она вместо того, чтобы как и раньше дать мне пососать грудь, обняла меня и начала гладить по голове.
— Ты такая мила, моя девушка. — Произнесла жрица. Впервые она заговорила со мной. — Я буду звать тебя Талитой.
Это было неожиданно. До того я была никем, не знала собственного имени. Здесь я не усматривала причин для переживаний. Ведь я жила только в настоящем, только как часть причудливого ритуала там, внизу. Скорее всего, где-то там я и родилась. Жрица снова обняла меня, и погладила по голове. Я в ответ попыталась обнять её, но она мягко но решительно отстранила меня. Больше она ничего не говорила, только сидела рядом и гладила меня по голове.
Четвёртый раз, когда моё полусонное существование нарушилось, был куда более мучительным. Я удивилась, когда жрица неожиданно разбудила меня, вернувшись раньше обычного. В последнее время я чувствовала себя хорошо. Даже вечный голод начал отступать. То-ли я привыкла, то-ли это жрица всё же как-то подправила лежавшие на мне заклинания. Не говоря ни слова, она отстегнула мою цепь от кольца в стене, и вывела меня наружу. Мы спускались всё ниже и ниже. Я сначала подумала, что она вернёт меня обратно, и воспоминания о чёрных розах снова захватили меня.
Но нет! Жрица отвела меня не в тем залы с каменными стенами, оставшиеся в самом низу. Вместо того уже через несколько уровней мы оказались в довольно большом помещении, освещённом обычными яркими белыми шарами. Гулявший здесь ветер откуда-то из отверстий под потолком не развеевал обычную жару. Я застыла на месте, обнаружив собравшихся там мужчин. Их там набралось тридцать-сорок или около того. От множества лиц у меня зарябило в глазах.
— Вот она, парни. — Сказала жрица. — Можете делать с ней всё, что захотите.
— Прямо всё? — Спросил один из них, откровенно пялившись на меня.
— Да, всё. — Ответила жрица. — К обеду я вернусь за ней, но до тех пор она вся ваша.
И с этими словами она исчезла, бросив нас им. Несколько парней уже обступили нас.
Напуганная служанка помогла мне забраться на стол, и раскинула в откровенной позе, предлагая меня для сношения. Парни были нетерпеливы, и едва дождались, пока она привяжет мои руки и ноги. Едва только служанка успела завязать мне глаза, чтобы я не видела, кто из них меня трахает, как я уже почувствовала на себе чужие руки. Меня хватали за все места, а следом первый нетерпеливый пенис проник внутрь меня. Трахали меня долго, под шумное дыхание мужчин и вопли служанки. Едва только один пенис изливал в меня сперму, как его место тут же занимал следующий. Я потеряла им счёт. Всё это время множество рук ощупывали меня.
Мне было больно. Очень больно. Грубые руки многих мужчин лапали все места, их члены разрывали меня. В отличие от того, первого, они и не пытались осторожничать. И всё же это было не настолько страшным, каким казалось сначала. Всё прошло быстрее, чем я думала. Последний член выстрелил внутрь меня и убрался, и я осталась лежать, перемазанная спермой и мучимая болью в отмятых грудях и прочих местах. Я лежала в ожидании, пока жрица вернётся за мной, пока меня развяжут. Наконец, я снова увидела свет. Это плачущая служанка сняла повязку с моих глаз, и принялась развязывать мои руки. Мне было плохо, и я едва только повернула голову, чтобы не смотреть на яркий свет. Служанке, оказывается, тоже досталось. На её грудях остались свежие синяки, на теле блестели пятна засохшей спермы. Мужчины оттрахали и её тоже. Я поняла, что часть из них просто были заняты ею, а не мной, и потому я мне пришлось легче, чем могло бы быть.
Мы со служанкой сидели на полу в углу той же комнаты, обнявшись, и тихо плача. Жрица вернулась довольно быстро. Не говоря ни слова, она забрала нас оттуда, и снова отвела к себе. Служанка плакала всё время, но не жаловалась. В палатах жрица приказала ей вымыться и вымыть меня. Горячая вода с помешенными зельями из разноцветных флаконов уняла боль, она отступила и сменилась усталостью. Служанка едва не отнесла меня ко входу на руках, и постелила в прихожей покрывало. Когда всё закончилась, она снова защёлкнула оковы на моей ноге, и легла рядом со мной. Мы заснули прямо там же, провалившись в сон без сновидений, и разбужены были только жрицей, опять отправившей служанку убирать в палатах.
Следующие дни я просто отдыхала. Жрица не трогала меня после оргии, не отдавала мужчинам. Я снова должна была только по вечерам сосать её грудь.
Так продолжалось долго. Очень долго. Жрица по-прежнему держала меня на цепи у входа. Иногда она отдавала меня мужчинам, теперь только одному за раз, иногда нет. Каждый вечер она давала мне сосать её грудь, но почти никогда не разговаривала. Иногда после очередного сосания она брала служанку поласкаться с ней. Зрелище любящих друг дружку женщин возбуждало меня. Даже чувство голода проходило в такие моменты. Но бывало и так, что жрица спрашивала меня о моих чувствах, говорила смутно знакомые слова, смысла которых я не понимала. Чаще всего она спрашивала о моих воспоминаниях. Я могла ответить только как хорошо мне было раньше, в вечном тумане чёрных роз. Там мне не надо было думать. Тогда я действительно считала это самым лучшим, что я могла вспомнить, но и то нечётко. Только здесь, на цепи в палатах жрицы, я смогла сформировать воспоминания. Всё, что было до того, сливалось вместе и рассыпалось на отдельные куски.
Всё то время, что я жила у жрицы, я тосковала по чёрным розам. Мне казалось, что там всё была намного лучше: дурманящий аромат дыма притуплял голод, и не давал думать. Внизу мне не было так скучно. И потому я сначала радовалась, когда прошлое напомнило о себе. Когда жрица снова спускалась в те места, и взяла меня с собой, я надеялась, что она вернёт меня туда.
Все встречные расступались, пропуская жрицу, ведующую меня на золотой цепи. Ярко освещённые белые коридоры сменились узкими тёмными лестницами и переходами нижних уровней. Откуда-то снизу тянуло жаром и сыростью. В воздухе висели тяжёлые испарения. В этих местах жрица была единственной одетой. На встречных женщинах ничего не было, да и на мужчинах обнаруживались только повязки вокруг членов, чтобы не повредить их на работах. На узких лестницах они прижимались к стенам, пропуская жрицу. Когда мы свернули в более широкий проход, нам впервые здесь попались другие одетые женщины. Другая жрица и несколько девушек с верхних уровней спокойно шли вперёд, не обращая на нас внимания. Только одна кивнула, глядя на меня. Я разобрала слова о том, что жрица всё равно вернёт меня. В тот момент я надеялась, что так и будет, она ведёт меня назад, чтобы оставить там, снова отдать столь любимым мной чёрным розам.
Уловив тот притягательный аромат, я удивилась что ощутила его так рано. Оказывается, он стоял там всегда, распространяясь далеко от тех комнат, откуда жрица забрала меня, казалось, вечность назад. Я глубоко дышала, наслаждаясь дурманящим ароматом, но прежний туман в голове не вернулся. Наверное, я слишком много времени провела в палатах жрицы, и теперь не сразу погружусь в сладостное забвение.
Перед нами распахнулись двери самого нижнего уровня. Я жила здесь до того, как жрица увела меня к себе, но раньше не могла запомнить это место. Я оглядывалась, как-будто впервые его видела. Мы спускались в большой круглый зал. Вдоль стен тянулись несколько галерей, где и собирались все. Внизу я узнала тот самый помост, с горевшим в центре огнём. С одной из сторон я с удивлением обнаружила огромные железные двери. Как это я проглядела их тогда? Площадку возле них отделял от остального зала глубокий ров с перекинутым через него мостиком.
Кроме нас здесь собирались многие. Очень многие. Я заметила и других жриц, по их платьям. Они тоже привели служанок. Эти сопровождали хозяек, и мало что носили на себе, обычно короткие платица или юбочки. Часть, вроде нашей, были и вовсе голыми.
Собирающиеся люди занимали места в галереях по краям зала. Меня жрица отвела за собой на самую верхнюю. Отсюда нам было всё видно куда лучше, чем с других. Сегодня все там, внизу, выглядели куда более возбуждёнными, чем я припоминала. Рядом с нами я заметила ещё нескольких жриц. Они смотрели вниз в радостном настроении, и о чём-то перешёптывались, но я не могла разобрать слова.
Внезапно железные двери распахнулись, и на площадку спустились с десяток воинов в полном вооружении.
Следом за ними ввели несколько десятков женщин в цепях и каких-то рваных одеждах. Они что-то неразборчиво стонали и лепетали. Я не могла разобрать слова, но в сочетании с вроде бы давно привычным запахом чёрных роз это будило во мне какие-то воспоминания. Их голоса, другие, не те, которые я слышала здесь, казались мне знакомыми. Жрица смотрела только вниз, и не заметила происходящего со мной.
Женщин, к её удовольствию, заставили раздеться прямо на месте. Некоторые сопротивлялись, одну такую просто зарезали кинжалом, вторую за нерасторопность выбросили в ров. Остальные стали послушнее и довольно резво выстроили свои светлые тела в шеренгу.
Часть стоявших женщин попыталась прикрыться руками или спрятаться за соседок, но когда зарезали ещё одну, они поняли, что всё бесполезно, и перестали стесняться. Даже когда мужчины стали шарить по их телам, а потом приказывали повернуться спиной, нагнуться и широко расставить ноги. Затем их выстроили в ряд. Шеренга голых женщин мне что-то напомнила, я поняла, что будет дальше.
Их по одной начали перегонять по мостику. Посередине каждую заставляли останавливаться, и один из служителей долго рассматривал девушку, потом трогал ей груди, по одной взвешивая их в ладони, ковырял в вагине, заставлял открыть рот. Разворачивал, низко нагибал, а она сама руками разводила ягодицы. После этого либо толкал её на другую сторону, или, что было чаще, размахивался и ударом кулака отправлял ее в ров. На мостик выходила следующая, останавливалась на середине и ждала своей участи.
Когда-то так стояла и я. Я вспомнила это. Я тогда впервые в жизни стояла голой перед мужчинами, причем перед многими мужчинами, и все они впивались в меня взглядами, рассматривали все мои потаенные места — я ничего не могла сделать, закрываться было бы глупо. Я ждала тогда своей участи совершенно красная от стыда — да, я вспомнила, это называлось стыд!
Жрицы внимательно следили за происходящим, время от времени перешёптываясь между собой, или стоящим рядом с ними воином.
Когда всё закончилось, он спустился к остальным, и дал указания отвести нескольких женщин в сторону. Остальных отвели к костру, и приковав рядом, подбросили туда побольше чёрных лепестков.
На этот раз дым был столь сильным, что даже я в галерее ощутила, как у меня в голове снова сгущается туман.
— Талита, как ты себя чувствуешь? — Внезапно спросила жрица.
Я не знала, что сказать ей. Из-за всплывших воспоминаний мне не понравилось, что она звала меня Талитой. Мне хотелось назвать ей себя. Я понимала, что когда-то носила другое имя; возможно, еще вчера, еще минуту назад я знала это имя. Но оно ускользнуло из моей памяти. Внезапно я почувствовала блуждающие по моему телу руки жрицы. Стоя позади меня, она медленно поглаживала меня, задержавшись на грудях и чувствуя, как затвердевают сосочки.
— Талита, как ты себя чувствуешь? — Повторила жрица.
Я молчала, заврожённо глядя вниз. Нескольких женщин увели, других привязали около костра где сгорали лепестки чёрных роз, а на их место вели других, из комнат по кругу. Мне показалось, что я узнаю некоторые из их лиц, они были знакомы мне ещё по моей жизни в этом месте. Жрица продолжала медленно и плавно поглаживать мои груди. Я почувствовала возбуждение от этих прикосновений, но как-то отстранённо. Внизу воины потрахивали знакомых мне женщин, стонавших от наслаждения в их руках. Позже к ним присоединялись кое-кто из зрителей. Жрицы на верхней галерее возбуждённо переговаривались, одна, в ярко-красной одежде, вышла вперёд, произнося речь перед всеми, но я не слушала её.
В моей голове сгущался туман чёрных роз, но я больше не приветствовала его. Где-то внутри пробуждались куски воспоминаний. Я старалась ухватить их, попытаться вспомнить хоть что-нибудь, но раз за разом они ускользали от меня. Мне хотелось кричать, позвать... кого? Я и сама не знала. В голове мелькали только отдельные фрагменты, не складывавшиеся вместе. Кажется, когда-то я тоже была одета... это казалось таким странным. Одежда бесполезна для женщины, не так ли? Я вспомнила какие-то дома, не похожие на палаты жрицы, еду не похожую на ту, которую видела на верхних уровнях. Хуже всего было вспомнить темноту, огонь и кровь. И то, как воины, такие же, как и те, внизу, гнали меня с другими женщинами по мерцающему туннелю сквозь бесконечный водоворот звёзд, и всё это сопровождалось болью и ужасом. Я испугалась этих воспоминаний, хотя и не понимала, что они означают. Я отчаянно искала глазами сама не знаю кого, всё то время, пока внизу продолжалась оргия. Жрица в красном уже давно замолчала. Красное теперь валялось там же, где она его и бросила, а она сама огразмировала в объятьях двух других.
Закончив своё дело, воины разошлись, а их места занимали мужчины из числа зрителей. И наконец, жрица защёлкнула другой конец моей цепи на перилах, и спустилась вниз, вместе с другими, оставив в галерее только меня и служанок. Там, внизу, на помосте вокруг костра, они и пели свои монотонные молитвы или заклинания. Завершением шедшей внизу оргии стал венок, сплетённый из девичьих тел, каждая из которых языком ласкала влагалище следующей, одновременно получая такое же удовольствие от девушки позади себя.
Всё стихло, кроме монотонного пения жриц. Девушки вылизывали друг дружку молча и сосредоточено, все остальные тоже замолчали, смотря во все глаза. Я потянулась следом, насколько хватало цепи, которой жрица приковала меня к перилам, и смотрела вниз, не понимая, что так привлекло всеобщее внимание. Я не знала, сколько времени это занимало. Я успела заскучать, но повисшее в воздухе напряжение заставляло меня продолжать смотреть.
Одна из девушек в кольце на полу задёргалась, с её губ сорвался стон, и я поняла, что она достигла оргазма. Вскоре оргазмировала следующая в кольце, потом её и ещё. Ещё немного — и девушки кончали раз за разом, продолжая лизать друг дружку. Мне показалось, или запах чёрных роз стал сильнее, хотя огонь уже погас, и дым развеивался? Жрицы продолжали свои песни, теперь заглушённые стонами и вскриками девушек. Они продолжали лизаться, снова и снова дергаясь в оргазмах.
Я обратила внимание, что это было уже слишком. Женщины не кончают столько раз подряд, но они не останавливались, теперь оргазмируя синхронно, оргаистические волны прокатывались по кольцу из девушек, всё учащаясь, и вот оно уже дергалось всё одновременно. Это продолжалось куда дольше, чем можно было бы ждать. Я была уверенна, что у них внизу уже не осталось сил, но кольцо девушек продолжало содрогаться.
Они бились на полу, но кольцо ни разу не разорвалось. Девушки как будто прилипли губами к влагалищам подруг. Почему это как будто?! Я протёрла глаза, думая, что мне всё это мерещится от до сих пор висевшего в воздухе дыма чёрных роз. На моих глазах девушки сливались друг с дружкой. Стоны и вскрики затихли, осталось только снова начавшееся пение жриц, а вокруг них тела девушек начали срастаться вместе, их руки и ноги погружались в тела соседок по кольцу, головы, кажется, уходили вглубь животов следующих, и наконец кольцо полностью утратило сходство с девичьими телами, превратившись в единую массу плоти с торчащими через примерно равные промежутки клоками волос. Оно до сих пор продолжало дрожать, как-будто в бесконечном оргазме.
Жрицы замолчали. Восходящий ритм их пения смолк, и они встали, направившись к кольцу плоти. Присев рядом с ним, они что-то делали, но я не могла разглядеть что. Собравшиеся вокруг мужчины подошли ближе, о чём-то переговаривались со жрицами, и по знакам подавали им какие-то трубки или ещё что-то. Я не понимала, что происходит.
Наконец, «моя» жрица, переговорив о чём-то с другими, перешагнула через сросшихся девушек, и направилась забрать меня.
Пока она вела меня по лестнице обратно в свои палаты на верхних уровнях, я думала о своём положении, и как в нём оказалась. Я не знала, чем привлекла её внимание, и что она собиралась делать со мной дальше, но одно я понимала совершенно точно: если бы она не забрала меня оттуда, я была бы сейчас частью того же кольца. Я очень хотела спросить у жрицы, что там произошло, и как такое возможно, но так же, как и всегда, не смела заговорить с ней. И сейчас, спустя много времени с тех пор, как она забрала меня к себе. Я думала, что хорошо знаю её, но сегодняшнее настолько не было похоже на неё всегдашнюю, что я как-будто впервые её видела. Мне было страшно.