Джессика: Скульптурная галерея
Однажды ночью мы с Сарой по дурости забрались воровать яблоки в сад к колдунье. Нам следовало бы подумать, что волшебница это совсем не то, что простые люди, и не лезть к ней. Четырнадцатилетней мне подобное легкомыслие ещё можно было простить, но и Сара, в свои шестнадцать, вела себя не лучше.
Высокий глухой забор выглядел неплохим препятствием, и потому собак чародейка не держала, что обещало нам лёгкую прогулку. Перелезть-то мы перелезли, на свою беду. И прокравшись по саду, принялись рвать спелые яблоки с нижних веток. Перебегая от одного дерева к другому, мы разделились.
Я быстро обрывала сочные, красные плоды, и набивала им пакет, периодически поглядывая на тёмные окна дома колдуньи.
Внезапно раздался и тут же смолк громкий крик Сары.
Обернувшись, я подбежала к девушке, упавшей на землю по деревом со странными синими яблоками, и замершей неподвижно, прижимая руки к груди.
Её вопль должен был всех перебудить, а значит, нас сейчас застигнут.
Позвав подругу подниматься и бежать, я схватила её за руку, и с ужасом обнаружила, что наткнулась на ещё теплый камень. Сара превратилась в статую!
Одно из тех синих яблок выкатилось из её ладони. Я инстинктивно отбросила его в сторону, и мою руку парализовало в тот же миг. Она серела, превращаясь в камень. Это распространилось за считанные секунды, и я, не успев закричать, замерла статуей рядом с первой жертвой. Не способная ни пошевелиться, ни даже дышать (ощущения удушья не было), я по-прежнему осознавала себя.
Секунды спустя на пороге показалась сама волшебница (я застыла так, что могла видеть дверь), в длинном красном платье, и её служанка, одетая в полосатую юбку и блузку без пуговиц, которую ей придерживала рукой, чтобы не распахивалась. Женщины подбежали к нам, с видимым усилием подняли свою мраморную добычу и унесли в дом.
Я отчаянно хотела дать им знать, что жива, но не могла пошевелить и пальцем. Что не мешало мне чувствовать каждое прикосновение к моему окаменевшему телу.
Колдунья со служанкой отнесли нас в подвал, где я заметила ещё несколько статуй обнажённых девушек.
Я надеялась, что меня расколдуют, но вместо этого волшебница пробежалась руками по моему телу, затем принялась расстёгивать на мне блузку. Я не могла возмущаться или покраснеть, пока она быстренько вместо заклинания сняла с меня всё остальное.
Служанка тем временем раздевала вторую жертву чар. Тонкая ткань легко спадала с наших окаменевших тел.
Сара всегда была страшно стеснительной, и я была уверенна, что внутри своей мраморной формы девушка сгорала со стыда, особенно когда служанка снимала с неё бельё, наклоняясь так, что грудями едва ли не по лицу гладя.
Небольшим утешением служило то, что свои она хоть руками прикрыла, когда её настигло заклинание.
Увы, это не помогло. Когда колдунья разогнула мои ноги у меня зажглась надежда, что заклятие снято, но нет. Она просто поставила меня в классическую позу, придав сходство с Венерой Милосской, разве что у оригинала ноги были задрапированы. Затем настал черёд Сары.
Поставив её на пол, колдунья слегка согнула ноги пленницы мрамора в коленях, наклонила голову, и вылепила на лице сладострастное выражение. Следом волшебница отвела руки девушки в стороны, и я хорошо видела её выпирающие сосочки. Теперь Сара была полностью раскрыта, её поза не оставляла сомнений, что девушка предлагает себя для плотских утех. Сара должна была хорошо видеть свою позу, как и всех, кто находился перед нею. Как же ей должно быть мучительно стыдно!
Служанка собрала с пола наши вещи.
— Госпожа, прикажете сжечь? — Обратилась она к хозяйке.
— Нет. Пусть пока полежит где-нибудь. Может ещё понадобиться.
Девушка кивнула, сложив всё в ящик у входа.
— Пока не нужна. — Добавила волшебница.
Служанка поклонилась, затем сбросила одежду прямо на пол, и обнажённой присоединилась к статуям, мгновенно окаменев, как и мы с Сарой в саду.
Колдунья ещё раз взглянула на свой ночной улов, и спокойно удалилась, выключив свет и оставив нас в полной темноте.
Наверное, от мрака и вынужденной неподвижности я провалилась в сон. И не заметила когда женщина вернулась, и снова зажгла лампы.
Очнулась я только от голоса колдуньи, и обнаружила нас с Сарой на выставке. В качестве экспонатов. Вокруг было несколько человек, и я, как и раньше не способная пошевелиться, осознала, что мы по-прежнему голые и мраморные.
Рассматривающий нас мужчина хотел купить Сару. Я была в ужасе, но не могла ничего поделать.
Так мы простояли несколько дней. Потом выставка закрылась, и несколько человек погрузили меня в ящик. Последнее, что я успела увидеть, это что другие люди так же убирают и вторую жертву чар.
Час спустя меня извлекли оттуда, и поставили на пол в доме колдуньи. Возле других статуй, среди которых я узнала мою исчезнувшую больше года назад подругу. И поняла, что останусь здесь навсегда! По крайней мере, пока волшебница не соизволит расколдовать меня. Чародейка подошла ко мне, и погладила между ногами. У меня не осталось сомнений, что она знает, что я продолжаю всё чувствовать, и наслаждается этим. Я внезапно испытала оргазм (вот оказывается, как это происходит), и кричала бы, если бы могла. Со мной такого ещё ни разу не проделывали, а теперь колдунья может гладить меня каждый раз, когда пройдёт мимо!
Затем она потрогала мои плоские груди. Я всегда мечтала о больших сисечках, но теперь они останутся такими всю мою оставшуюся жизнь в качестве скульптуры!
После этого волшебница ушла, оставив меня наедине с другими окаменевшими девушками.
Замурованная в подвале, я медленно уплыла в какой-то сон. Я не могла пошевелиться, и плавно потеряла счёт времени. Дни и ночи сливались в сплошную пустоту, прерываемую только оргазмами, когда чародейка гладила мою киску.
Как я услышала из разговоров волшебницы со служанкой, Сару продали в музей искусств. Теперь каждый день сотни людей глазеют на её нагие формы. Конечно, никто из них не знает, что внутри статуи заперта душа живой девушки, и если бы могла, Сара бы кричала, что она жива. Она сгорает со стыда каждый раз, когда мужчина смотрит на неё. Никогда ранее никто не видел её обнажённой, а сейчас весь мир любуется её гладкой киской и аккуратными грудями. Едва ли она могла придумать для себя нечто худшее.