Пятое время года. Часть 5
Расим был рядом – сидел напротив, склонив голову над телефоном... он был близок пространственно, но эта близость в пространстве сама по себе не делала Расима ближе в плане ответной – взаимной – любви, то есть в том смысле, в каком жаждал этого влюблённый Димка: близость в пространстве сама по себе ещё ничего не значила; дома Димка, о Расиме думая – мечтая, мысленно делал с Расимом всё, что хотел: в своих жаром полыхающих фантазиях Димка страстно, запойно целовал Расима, раздевал его, тискал, мял...
В мечтах, сопровождаемых неутомимо снующим кулаком, Димка неутолимо любил Расима, и это было легко – любить, фантазируя и мечтая; а теперь Расим сидел рядом – был близок Димке в пространстве, но эта пространственная близость была обманчива, отчасти даже коварна, потому как в смысле любви ответной она не только не облегчала, а скорее усложняла путь к реальному сближению: одно дело – когда ты преодолеваешь этот путь в своих фантазиях, где ты сам себе режиссёр, и совсем другое дело – когда этот же самый путь надо проходить в реале, где все твои устремления – желания реально зависят от желания – нежелания другого...
Возможно, Димка, отчасти склонный к рефлексии, всё чересчур усложнял, но тогда усложнял всё это не он, точнее, усложнял не столько он, сколько усложняла его сильная, страстная, неподдельно искренняя любовь – любовь, не смеющая проявить себя с той лёгкостью, с какой она проявляется у парней, влюблённых в девчонок... если б Расим был девчонкой!
Понятно, что если б Расим был девчонкой, всё был б совсем по – другому – всё было б намного проще... неизмеримо проще! Но в том – то и было всё дело, что Димка любил Расима не вместо девчонки, а любил Расима именно как парня, и никак иначе – любил как парень парня... в этом было всё дело! То есть, дело было в самой любви, не смеющей назвать себя открыто и потому требующей каких – то ухищрений со стороны любящего, чтоб любовь его была воспринята адекватно, – Димка, незаметно скользнув под одеялом рукой в трусы, невидимо сжал, стиснул, сдавил ладонью сладко напрягшийся член, одновременно с этим внешне спокойно, ничуть не сладострастно глядя на сидящего напротив Расима; понятия не имевшего о Димкиных чувствах – о той неподдельной, тщательно скрываемой страсти, что негасимым огнём пылала в юной Димкиной душе...
– Всё... послал эсэмэски, – подняв голову, Расим вскинул на Димку блестящие, как угли, глаза. – Будем спать?
– Будем, – словно эхо, отозвался Димка, невидимо сжимая под одеялом напряженно твёрдый член... это был замкнутый круг: с одной стороны, влюблённый Димка боялся проявлять какую – либо инициативу, чтоб не испортить только – только начавшие складываться отношения, а с другой стороны, Димка хорошо понимал, что само по себе, то есть без его, Димкиной, инициативы, ничего не сделается – ничего не будет.
Расим пружинисто встал с кровати – положил на тумбочку телефон, быстро повернулся к Димке спиной, деловито откинул в сторону одеяло и тут же, вновь поворачиваясь к Димке лицом, энергично потянул с себя песочного цвета тонкий свитер, – Димка, глядя на то, как Расим раздевается, невольно затаил дыхание... а Расим, бросив снятый свитер на стул, так же деловито расстегнул брючной ремень, потянул с себя вниз, ни на миг не задумываясь, джинсы – снял их, спокойно выпрямился, оставшись в облегающих тело голубых хлопчатых плавках – трусах, – Димка, глядя на Расима, изо всех сил старался, чтоб взгляд его был спокойным, отстранённым, в э т о м смысле нисколько не заинтересованным – ничего т а к о г о не выражающим...
Ростом Расим был чуть ниже Димки и, в отличие от Димки, был уже в плечах и в бедрах – он был тоньше Димки, однако в фигуре его не было ни хлипкости, ни субтильности... в фигуре Расима не было угловатости – наоборот, изящная плавность линий делала Расима не просто стройным, а гибким, дразняще податливым... бесконечно желанным! Плавки у Расима выпукло оттопыривались – округлённо выступали вперёд, укрывая, судя по всему, вполне приличное пацанячее "хозяйство"... не счесть, сколько раз влюблённый Димка в своих упоительных мечтах – фантазиях жарко ласкал руками и губами то, что было сейчас скрыто под плавками!
– В душ не пойдёшь? – глядя Расиму в глаза, неожиданно для себя проговорил Димка, прилагая невидимые усилия, чтобы взгляд его не устремился вниз – туда, где у стоящего в полный рост Расима плавки маняще бугрились округлой выпуклостью...
– Нет, – отозвался Расим, ничуть не удивившись Димкиному вопросу... ну, а чего было удивляться – чего особенного было в этом вопросе? Д и м а спросил про душ... ничего необычного в этом вопросе не было, и – глядя Димке в глаза, Расим тут же с улыбкой легко пояснил – добавил, не вкладывая в свои слова никакого скрытого смысла: – Ты ж не ходил... я – как ты!
Объясняя своё нежелание идти в душ тем, что Димка в душ тоже не ходил, Расим произнёс последние слова как бы в шутку – типа перевёл стрелку с себя на Димку, и вместе с тем в этих шутливо сказанных словах отчетливо прозвучало вполне очевидное признание за Димкой неоспоримого старшинства: проговорив "я – как ты!", Расим тем самым невольно обозначил свою готовность видеть в Димке не просто старшего, а такого старшего, на которого хочется равняться, которому хочется во всём соответствовать... в этой готовности Расима видеть в Димке именно такого старшего не было ничего необычного или странного: в том возрасте, в каком пребывал Расим, многие пацаны вольно или невольно ищут себе того, кто мог бы стать для них кумиром, образцом для подражания... ну, и чем был плох в этом качестве – пусть не кумира, а просто примера для подражания – старшеклассник Д и м а?
Тем более что он, старшеклассник Д и м а, был рядом... Понятно, что т а к о е отношение к Димке у Расима никогда бы не появилось, если бы он, Расим, не почувствовал Димкино расположение к себе, проявляющееся в самых разных мелочах... а ещё этот малопонятный, неприятный случай на десятом этаже, когда к нему, к Расиму, пристали – докопались чужие парни, – ведь если б не Д и м а, оказавшийся рядом... парень, в трудную минуту небезучастно оказавшийся рядом, – разве этого мало? Не зная истинную причину т а к о г о Димкиного отношения к себе – не имея ни малейшего понятия о тех чувствах, что бушевали в Димкиной душе, Расим решил, что Д и м а сам по себе отличный, классный парень а потому и к нему, к Расиму, отнёсся по – доброму, – именно так решил Расим!
Потому – то, объясняя своё нежелание идти в душ тем, что Димка в душ не пошел тоже, Расим невольно выразил своё отношение к Димке в целом – выразил короткой, но ёмкой фразой "я – как ты!", тем самым с готовностью признавая за Димкой не только старшинство на время из совместного проживания в одном номере, но и высказывая таким завуалированным образом затаённое желание стать для Димки настоящим другом... если, конечно, получится – если Д и м а захочет, чтоб он, Расим, стал для него настоящим другом.
"Я – как ты!" – произнёс Расим, и Димка, глядя Расиму в глаза, не мог не почувствовать в этих шутливо произнесённых словах скрытую симпатию, – сердце у Димки, невидимо дрогнув, невидимо рванулось в сторону Расима... и – то ли во взгляде Димки на миг прорвалось – промелькнуло что – то такое, для Расима непонятное, что Расима смутило, то ли Расим смутился сам по себе, почувствовав в собственных словах скрытое желание ещё больше понравиться старшекласснику Д и м е, а только, вдруг стушевавшись, он торопливо, поспешно развернулся, готовый побыстрее юркнуть в постель – под одеяло.
– А свет выключать? – хмыкнул Димка, тут же скользнув взглядом по небольшим и вместе с тем сочно, округло оттопыренным полусферам Расимовых ягодиц, обтянутых голубыми плавками – трусиками.
– Блин! В самом деле... – Расим, не успевший оказаться в постели, быстро метнулся к двери – к выключателю, и Димка, глядя, как под тонкой тканью трусов сочно – упругие ягодицы Расима, словно играя друг с другом, чуть заметно содрогаются, с силой сжал под одеялом сладостно ноющий напряженный член, почувствовав, как вокруг его туго стиснутого ануса сладко закололи – заплясали тысячи невидимых иголок... свет погас – и на мгновение комната погрузилась в абсолютную, совершенно непроницаемую тьму. – Ничего не видно, – засмеялся Расим в темноте. – Вообще ничего не вижу...
– Иди на мой голос, – деловито проговорил Димка, и тут же – вслед за словами, сказанными вслух – он мысленно взмолился, сладострастно сжимая, тиская под одеялом жаром налитый несгибаемый член: "иди ко мне!"; на какой – то миг Димка подумал, что так – именно так! – сейчас и должно случиться, должно произойти: Расим в темноте подойдёт к его кровати, протянет, ничего не видя, руки, он, Димка, в шутку потянет его на себя, и они... что – разве не может так случиться, не может так произойти?
– Я уже вижу, – отозвался Расим, медленно двигаясь в темноте.
– Ты не Расим, а просто... навороченный прибор ночного видения! – рассмеялся Димка, в чуть прояснившейся темноте наблюдая за смутным, едва различимым силуэтом парня, медленно плывущего от двери к кроватям.
– Ну! – рассмеялся Расим. – Глаза привыкают за пару секунд, и можно... вполне уже можно ориентироваться! – Расим, подойдя к своей кровати, повалился на постель.
Какое – то время они молчали... да и о чём было говорить? Расим ничего не спрашивал, а Димка... старшеклассник Димка, лежа на боку под одеялом – всматриваясь в едва видимого пацана – девятиклассника, лежащего в постели напротив, был в том состоянии, когда хотелось не говорить, а действовать... и Димка, будь он сейчас дома, уже бы привычно д е й с т в о в а л: уже были б приспущены или даже сняты совсем трусы, уже ходила бы ходуном рука, доставляя своим характерным движением вверх – вниз неистребимо желанное, всегда желаемое наслаждение, – будь Димка один, он бы уже кайфовал – уже бы с чувством, с упоением мастурбировал, думая о любимом Расиме...
Но сейчас он был не один – всего лишь в каких – то двух метрах от него в своей постели лежал Расим... и на нём, на Расиме, были одни хлопчатые плавки – трусики, которые можно было б сейчас стянуть, сдёрнуть с бёдер в одно мгновение... или нет, наоборот: он бы стягивал плавки с Расима медленно – медленно, предвкушая, наслаждаясь каждым мигом ощущения сбывающейся мечты, – Димка, лёжа в темноте, бесшумно сжимая, сладострастно стискивая под одеялом напряженный член, снова был на распутье... с одной стороны, неотступно думая о Расиме в течение двух месяцев, Димка столько раз проигрывал, зримо проживал в своём воображении сцены их страстной в з а и м н о й любви, что сейчас – именно сейчас, когда они, оба раздетые, лежали в такой близости друг от друга!
– возбуждённому Димке казалось, что Расим a priori готов вспыхнуть, загореться, заполыхать ответным чувством, – лежащий в постели Расим был так ощущаемо близок, что поневоле казался Димке не просто доступным, а безоглядно готовым тут же откликнуться, отозваться на проявление его, Димкиных, чувств... словом, с одной стороны – влюблённому Димке хотелось, ни секунды не медля, встать, подойти к постели Расима, страстно, горячо обнять его, скользнуть, нырнуть – юркнуть к нему под одеяло... всё было так понятно, так естественно, так желаемо, и это было – с одной стороны; а с другой стороны...
Влюблённый Димка, с упоением мастурбируя перед сном дома – каждый раз неизменно представляя свою любовь с Расимом, мысленно проникая в Расима, из раза в раз сладострастно трахая его, с воображаемым наслаждением каждый раз подставляя ему сам, вместе с тем так долго лелеял в душе это п р о с т о о б щ е н и е, что теперь, когда так удачно, так сказочно всё сложилось, когда они самым естественным образом оказались вместе... да, теперь нужно было не торопиться, не лезть напролом, а быть максимально разумным – разумным в том смысле, чтоб поспешностью не разрушить, не зачеркнуть складывающиеся отношения... то, что отношения у них складывались, Димка чувствовал, и нужно было хотя бы немного, хотя бы чуть – чуть отношения эти развить, закрепить, для начало сделать их п р о с т о дружескими, доверительными, по возможности максимально предрасположенными к проявлению п о д л и н н ы х чувств, а уж потом...
Ждать этого "потом", когда лежащему в темноте возбуждённому Димке казалось всё таким осуществимым уже сейчас, не было никаких сил, но и лезть напролом тоже не годилось, не нужно было – это Димка, в темноте возбуждённо тиская, сжимая, чуть поддрачивая под одеялом напряженный член, хорошо понимал; и потому, поколебавшись некоторое время на своём р а с п у т ь е, он решил не дёргаться, не торпедировать события: "спи!" – мысленно приказал себе Димка, волевым усилием заставляя себя извлечь руку из трусов; можно было бы встать – в темноте пройти в туалет и там, закрывшись, по – быстрому кончить, избавиться от сладко давящего, гудящего в теле напряжения, слить своё неуёмное возбуждение в унитаз, как это он делал иногда дома, когда не было сил тереть до вечера, а дома кто – нибудь был...
Можно было б и сейчас подрочить в туалете, но, во – первых, рядом был Расим, а во – вторых, делать это наспех Димке не хотелось, и потому, секунду поколебавшись, мысль о туалете Димка также отбросил, отмёл: "отбой, солдат!" – не без иронии подумал Димка, мысленно обращаясь к своему члену, липкой залупившейся головкой вздыбившему под одеялом трусы; "спи!" – уже не себе, а члену приказал Димка, подсовывая руки под подушку – надеясь побыстрее уснуть сам.
Автор: Pavel Beloglinsky